Мнение 15 февраля 2012

Тайны и открытия «романовских писем»

Строгая и рафинированно-элитарная, яркая и гармоничная — забытая традиция иконописи ярославских староверов 19 века сегодня вновь в центре научных интересов. Тесно связанная с нашим городом, романовская икона потихоньку приоткрывает свои тайны.

Сегодня в НИИ Российской академии художеств проходит презентация нового альбома-каталога «Иконы «романовских писем» — первого в мире полного издания, посвященного этому самобытнейшему явлению поздней иконописи.

Автором-составителем книги выступила научный сотрудник Рыбинского музея-заповедника Ирина Хохлова. Подробности — в нашем интервью.

— Ирина Львовна, расскажите, что это за феномен — иконы «романовских писем»?

— Романовские иконы — редкое явление старообрядческих писем конца 18- начала 19 века. Название происходит от старинного названия города Тутаева — Романов-Борисоглебск. Исследователи сходятся во мнении, что это изысканное миниатюрное письмо по своему уровню превосходит такие признанные иконописные центры, как Палех и Мстёра.

Почему превосходит? Прежде всего, это не какое-то искусственное новообразование в поздней иконописи, а живое продолжение нашей исконной ярославской традиции периода ее расцвета в 17 столетии. По сути, «романовские письма» — это ренессанс ярославской школы два века спустя.

Бесспорными стилевыми эталонами считаются иконы Максима Архиповского, самого известного мастера-романовца. Наша большая удача, что в рыбинском музее хранятся четыре его иконы, а также шедевры его младшего брата Александра и сподвижника по иконописному цеху Дмитрия Козлинского. Всего известно более двадцати имен романовских иконописцев. Черты ярославской школы отчетливо читаются у них в певучести, плавности линий, музыкальности бурных барочных складок, в пропорциях фигур, типах ликов. Старообрядцы, менее подверженные светским стилевым веяниям, выступили строгими хранителями старых традиций и воскресили их.

Важный отличительный признак «романовских писем» — особая палитра. Романовцы любили изысканные цвета: травянисто-зеленый с теплым перламутровым отливом, жемчужно-белый, яркая бирюза, ультрамарин, умбра, бакан, который в разбеле дает пронзительный пурпур.

Но при всей своей яркости эти цвета не дикие, их сочетание всегда гармонично. Меня как исследователя завораживает сама поверхность иконы — плотная, словно эмалевая. Как они достигали такого эффекта, доподлинно не известно. Мастера-староверы хранили тайну письма и неохотно ей делились.

Моя гипотеза — возможно, они использовали цветные лаки, которые придавали изображению удивительную глубину. Другие узнаваемые детали, «фирменные» штрихи, характерные для романовцев, — это обилие разделок а-ля гравюра: как будто пером тоньше человеческого волоса проштрихованы картуши, тексты, орнаменты в виде вазонов, бутонов. Такой рафинированности, пожалуй, нет ни в одном другом иконописном центре.

— Похоже, что это проникновение европейской традиции?

— Да, верно. С одной стороны, как старообрядцы, романовцы строго блюли традицию своих дедов и прадедов, но при этом были очень чуткими и отзывчивыми к новшествам больших стилей в иконописи — барокко и классицизму. В одной иконе у них могут гармонично сочетаться пышные троны, подрумянка на ликах, «ветер» в складках, экспрессия, характерная для барочной культуры, и строго геометрические элементы классицизма (нимбы четко круглые, правильные овалы, эллипсы). Это наводит на мысли, что в своей работе мастера использовали чертежные инструменты. По сути, нам представлена особая ветвь академического рисунка, хотя вряд ли иконописцы задумывались над этим.

— Принадлежность мастеров к старообрядческой вере отразилась на традиции?

— Безусловно, иконописцы были глубоко верующими людьми. Из архивных данных известно, что вся династия Архиповских были староверами. В исповедных росписях значилось, что они «у исповеди не были за расколом», значит, собирались в своих молельных домах, в оппозицию официальному церковному строю. Принадлежность старой вере прослеживается даже в выборе сюжетов.

Из сохранившихся икон Максима Архиповского две имеют редчайший сюжет — Преподобный Исакий Долматский и Священномученик Афиноген. Как правило, старообрядцы выбирали святых первых веков христианства, их мученический подвиг за веру. В определенной мере они проводили параллель с собой, с гонениями, которые сами претерпевали за веру.

Двоеперстие, типично старообрядческие монограммы, тайные коды староверия, «спрятанные» от глаз непосвященного человека, встречаются очень часто. Но при этом романовская традиция существенно отличается от иконописи Выга, Поморья, Калуги, Палеха, Невьянска — других центров староверия.

— Для своих икон романовцы и доски особенные выбирали…

— Да, они в этом смысле были еще и рационализаторами. Отличительный признак романовских икон — очень тщательно обработанные доски, гладко шлифованные, без сучка — без задоринки. Очень часто встречаются торцевые шпонки, которые не давали дереву деформироваться, что берегло икону от трещин, отставания грунта, других дефектов. Потому и степень сохранности у романовских икон довольно высокая.

— То, что иконы романовских староверов получили распространение в Рыбинске, тоже не случайно? Здесь было сильно ядро староверов, в том числе среди влиятельных купцов…

— По всей видимости, да. К тому же в Романове-Борисоглебске храмы старинные, 17-18 веков, были обеспечены иконным убранством. Ярославль — более консервативный город. А в Рыбинске период расцвета удивительным образом совпал с расцветом романовской традиции.

Здесь, в богатом купеческом городе, активно строятся новые церкви, Спасо-Преображенский собор, по округе разбросано огромное количество дворянских гнезд. Соответственно, мастера легко находили заказ — писали для православных храмов, и для монастырей, и для усадеб. Известны и некоторые имена. Удалось установить, что Смирнов Иван Иванов много работал для Рыбинска и для Рыбинского уезда.

— Преследования староверов в середине 19 века и угасание традиции в тот же период — эти вещи взаимосвязаны?

— В какой-то мере. В тот период, на который выпал расцвет романовской традиции, отношение официальной церкви к старообрядцам было весьма лояльным. Жестокие гонения пришли несколько позже, при Николае I. Действительно, в середине 19 века традиция стала уходить, как в песок. Почему так произошло? Этот вопрос находится в стадии разработки учеными.

Традиции мельчали, рассыпались по индивидуальностям, по манерам — это общероссийские процессы, коснувшиеся и православных мастеров. Но при этом было бы неправильно говорить о полном упадке, обмирщении духовного искусства, скорее это была трансформация.

В 19 веке встречаются периоды взлетов отдельных иконописцев, фрескистов, мастеров медного литья, шитья, однако уже нельзя говорить о школах. Очевидно, что русский человек свою веру искренне выражает созвучно своему времени.

— Романовская икона — явление действительно самобытнейшее. Но тогда почему о ней заговорили только сейчас?

— Советское время — не лучший период для иконописи, большой пласт наследия был попросту утрачен. Романовские иконы, за которыми охотились коллекционеры, оказались рассеяны по миру в частных коллекциях и забыты.

Первые лучи света на традицию пролил в 1966 году каталог «Древнерусское искусство в собрании Павла Корина», который, как известно, был не просто известным художником, но и представителем старинной династии иконописцев. В его коллекции оказалась подписная икона Максима Архиповского — как потом выяснилось, ведущего мастера романовской традиции.

Однако потом вновь и надолго эта тема была окутана пеленой забвения, вплоть до 1990-х годов. Тогда на волне интереса к поздней иконе появляются публикации, посвященные и романовцам. Зоя Морозова, ведущий научный сотрудник Государственного исторического музея, изучая коллекцию прорисей — контурных прорисовок для будущих икон, находит среди них большое количество подписных листов, где встречается фамилия Архиповских (Максима и его отца Федора).

А вслед за ними всплывают и новые имена из плеяды иконописцев-романовцев. В это же время в Москве проходят первые выставки из частных собраний, где тоже стали обнаруживаться иконы «романовских писем».

Важным этапом в научном продвижении этой темы стали выставка и конференция в Рыбинском музее в год его столетия, где проблеме изучения романовских писем была посвящена отдельная секция. Это не случайно. Наш музей может гордиться довольно обширным собранием икон «романовских писем» — мы выделяем около тридцати икон, которые в большей или меньшей степени можно отнести к этой традиции.

Целенаправленная работа над составлением каталога стала следующим этапом. Исследователи по крупицам, как разбитую мозаику, собрали этот каталог буквально со всего мира, можно сказать, соборно. Иконы для книги предоставили российские музеи (Государственный исторический музей, Русский музей, Третьяковская галерея, музеи Ярославля и Череповца), храмы Тутаева и Рыбинска, коллекционеры Ярославской области, Москвы, Питера, Урала.

Некоторые иконы — из зарубежных частных собраний, галерей и мировых аукционов Германии, Дании, Нидерландов, Люксембурга, Литвы. Всего в книгу вошли 106 репродукций, а также подробнейший каталог, где содержится вся информация об иконе. Комментарии принадлежат перу 15 авторов — ведущих научных сотрудников крупных российских музеев.

Научный редактор издания — Ирина Бусева-Давыдова, крупнейший специалист в области иконописи. Книга создавалась по благословению епископа Рыбинского Вениамина, он выступил и как автор вступительного слова в назидание читателю.

— До сих пор старинные секреты мастеров из Романова-Борисоглебска покрыты тайной. Кто-нибудь из наших современников пытается разгадать их?

— Я надеюсь, что книга будет этому способствовать. Конечно, хотелось бы, чтобы современные иконописцы учились у романовцев мастерству, добросовестности подхода к священному изображению. Возьмите шрифт, каким романовцы выполняли надписи под окладом.

Тексты у них превращаются в орнамент, тянутся строчка за строчкой на полях, как вериги схимника. Видно, что иконописец писал на совесть, и больше, наверное, не для человеческого глаза, а для Бога старался. Когда человек с любовью и с пониманием сути относится к своему делу, оно превращается в искусство.

Я думаю, что каталог вызовет резонанс в научной среде и повлечет за собой новые открытия. Книга будет интересна не только узкому кругу специалистов и иконописцев-практиков, но и любому читателю — прежде всего, своей красотой, погружением в традиции наших предков.