Темы 3 мая 2012

Рыбинский Василий Тёркин

Седые, слегка кучерявые волосы, лучики голубых глаз, натруженные руки, а под легким плащом — вся грудь в орденах и медалях. Артиллеристу Михаилу Козлову не было и двадцати, когда он участвовал в боях под Прохоровкой, освобождал разрушенные села и города Украины и Молдавии. Грохот орудий, танковые обстрелы, переправы, ранения – все было в его фронтовой биографии. Уцелеть в военном лихолетье ему, как известному персонажу Твардовского, помог неунывающий характер.

Михаил Степанович родился в небольшом районном городе Егорьевске под Москвой. В семье было 7 детей. Жили очень бедно, от голода спасал огород. Была у мальчишки заветная мечта стать художником, и она вот-вот начала было сбываться — он поступил в Рязанское художественное училище, но буквально на второй день учащимся объявили, что обучение будет платным. Он понимал, помощи ждать неоткуда, утерев слезы, забрал документы. О живописи пришлось забыть на долгие годы.

В конце 1941 года ему исполнилось 18. Шли бои под Москвой. Михаил, как и его сверстники, рвался на фронт. Пройдя медкомиссию, был направлен учиться на артиллериста в город Канаш Чувашской АССР. Вместе с другими новобранцами всю зиму и весну изучал различные виды оружия: 76-, 45-калиберные минометы, гранаты, винтовки, а также тактику боя. Формируемый 26-й артиллерийский полк был приписан к 9-й воздушно-десантной стрелковой дивизии, которая участвовала в битве за Москву. После этого сражения было принято решение сделать ее полевой и направить освобождать захваченные немцами населенные пункты и города.

«Лошадей загрузили в вагоны, пушки стояли на открытых платформах, — вспоминает ветеран. — Наш эшелон направился на юг. Сколько мы ехали, не знаю, но к вечеру остановились. Командир батареи сказал, что находимся в нескольких километрах от Прохоровки – единственной железнодорожной станции, не занятой немцами в Белгородской области. Была поставлена задача — под прикрытием темноты занять оборону. И вот лошади, где могли, бежали бегом, орудийные расчеты – рядом. Нам указали место, где поставить наши пушки — по 4 орудия 45-го и 76-го калибра. Мы вырыли аппарель, закатили пушку, развели сошняки, сделали ровик для снарядов и укрытия, приготовились к бою.

Вдруг передают: на станцию пришла полевая кухня. Побежали с другом — на двоих нам в котелок налили кондера — густого супа, дали горбушку хлеба. Только мы ложки в котелок запустили, слышим гул. Глянули в небо – немецкий бомбардировщик. Думаю, бежать — еду расплескаем, не жравши останемся, бросили котелок, сами в кусты, залегли около насыпи. Немец дал по нам пулеметную очередь, но никого не задел, покружил и улетел. А мы подхватили котелок и на позицию, присели рядом с орудием и давай друг друга обгонять, кто больше съест.

Прикорнули на несколько часов. Стало светать, тишину нарушил гул немецкого самолета. Сразу поняли, что это разведчик. Слева от нас расположилась 45-миллиметровая батарея, справа – самое мощное орудие калибра 120 мм, впереди метров за 300-400 окопалась пехота.

Неожиданно послышался нарастающий с каждой минутой гул моторов. Мы насчитали больше десяти движущихся на нас немецких танков. Развернутым строем они пошли в наступление. Наш наблюдатель, находившийся на позициях пехоты, сообщил, что за каждым идут по 5-6 автоматчиков. Когда танки оказались на возвышенности, был отдан приказ открыть огонь осколочно-фугасными. Я подносил снаряды, каждый весил целый пуд — 16 кг.

Били не по танкам, а по вражеской пехоте. Наша батарея, а особенно 120-ка нанесла ей большой урон. Оставшиеся в живых бежали. Но немецкие «Пантеры» продолжили движение, двигаясь прямо на нас. Зарядив орудия бронебойными снарядами, мы открыли огонь. За 40 минут были подбиты четыре вражеских танка. Оставшиеся — включили реверс и поползли восвояси. Но часа через два немцы повторили атаку. На этот раз мы стреляли точнее, и уже 6 танков с оторванными пушками остались гореть на поле боя. Боеприпасы были на исходе, мы послали ездового в тыл искать снаряды.

Вдруг позади нас послышался характерный шум моторов. Мы не на шутку перепугались, думая, что немцы где-то прорвались, зашли к нам с тыла. До нас оставались буквально десятки метров. И вдруг — крики: наши, наши танки идут! Колонна мощных и тяжелых Т-34 прошла правее нашей батареи и с ходу вступила в бой с немецкими танками. Все поле боя покрылось сплошным дымом, ничего было не видать. Уже после войны я узнал, что в этом бою было задействовано самое большое число танков – около трех тысяч с обеих сторон. После битвы под Прохоровкой в боях на Курской дуге наступил переломный момент».

А дивизия, где служил Михаил Козлов, пошла вперед. Немцы отступали с боями, окапываясь и держа оборону. Под огнем артиллерии пехота шла в атаку, немцы бежали, сдавая позиции, – по такому сценарию освободили первый крупный город — Полтаву.

С боями прошли всю Полтавскую область. Ветеран рассказывает, что в одном из городов к ним подбежал пожилой мужчина и спросил, кто они такие? Когда узнал, что русские, не сразу поверил, из глаз брызнули слезы. Он что-то крикнул, и из подвалов, окопов повылезали прятавшиеся местные жители. Дети и женщины плакали, рассказывая, скольких людей погубили фашисты. Отступая, они не щадили никого, услышав стон или плач, забрасывали гранатами.

Помнит ветеран, что пока наступали с боями по Украине, не то что помыться, поспать и поесть сутками не удавалось. Валились с ног от усталости. Белье было зимнее, напарили вшей. Приходилось раздеваться, выбивать кальсоны, рубашки и опять на себя натягивать. Кирзовых сапог не хватало, большинство были в ботинках, ложку запихивали за обмотки.

Вместе со своей дивизией Михаил Степанович освободил Кременчук и вплотную подошел к Днепру. «Переправа, переправа – берег левый, берег правый», — цитирует ветеран свое любимое произведение Твардовского. — Когда доделали мостки, пустили вперед пехоту. Она бегом через Днепр, а потом двинулась вся наша тягловая сила — артиллерия, обозы».

И снова в бой, на этот раз за Кировоград. Подошли к Днестру, снова навели переправу, а там уже рукой подать до Молдавии. В одном из первых боев на молдавской земле Михаил Козлов вместе со своим командиром попал под артиллерийский огонь противника и был ранен. «Помню, как упал, правую руку пробило осколком, по голове текла кровь.

Попробовал приподняться, все поплыло перед глазами. Гляжу, возле майора склонились медсестра и врач, срезают с него рукава, перебинтовывают, видно, крепко его зацепило. Потом ко мне подошли, на голове кудри расправили, шапку Гиппократа соорудили, руку забинтовали. Положили нас в сарай, утром должны были отправить в медсанбат. Но майор ночью умер.

«Ну что ж, сейчас похороним и дадим по немцам салют», — сказал на это начальник штаба. Меня отправили в госпиталь в Винницу. Был конец 1944 года — мы почти освободили Молдавию, а там уже начиналась территория заграничная», — рассказывает ветеран.

В госпитале Михаил пробыл около двух месяцев, после чего его направили в военное училище. Но офицером он не стал, были у него иные интересы – те, что по художественной части. Еще на фронте командир часто обращался к нему с просьбой нарисовать план местности, отметить знаками дороги, высотки, обозначить орудия. Получалось красиво. Остро заточенный карандаш всегда был при нем. Писем не писал, а вот зарисовки делал.

После войны вернулся в родной Егорьевск и устроился в кинотеатр художником, рисовал афиши. Однажды по путевке отдыхал в санатории под Выборгом и познакомился там с ленинградцами. Они пригласили к себе. Сорвался, поехал, был принят художником на Кировский завод. Там, в городе на Неве, повстречал свою вторую половинку.

Анна Васильевна была родом из Рыбинска. В 1953 году семья обосновалась в нашем городе. Михаил Степанович работал цеховым художником на заводе полиграфических машин, потом на 20-м заводе, но большую часть жизни – свыше четверти века – посвятил детям, трудился школьным учителем рисования и черчения. Он все-таки осуществил свою мечту.

Окончил после войны художественно-графический институт и учил детей рисовать и чертить. Работал в школах №№ 9, 16, 37, а школе №28 отдал больше двух десятков лет, оставив после себя не только благодарных учеников, но и память. Его рукой здесь расписаны стены: русский воин-победитель держит ребенка. Рисовал, пока не упало зрение, все больше портреты родственников, жены, друзей. На пенсии у Михаила Степановича проснулся другой талант – стихотворный.

Его сатирические четверостишия, созвучные с рифмой Твардовского, бьют, что называется, не в бровь, а в глаз:

Нынче рынки для людей —

продовольственный музей:

Товаров изобилие, а денежек – бессилие.

Проще подвиг совершить,

чем чего-нибудь купить.

Люди же по рынку ходят,

словно бы по лесу бродят,

Покупают граммы, а платят,

как за килограммы.

Спекуляцию развили,

беспредел определили,

Бизнес-вор, бизнес-класс

деньги хапает с народных масс.

Не обходит он стороной и тему войны:

Захватили всю Европу

фашистские орды.

Когда вторглись в СССР, о Москву

и Сталинград разбили свои морды.

За три месяца к Москве

подскочили ловко,

а затем же отскочили,

как от бутылки пробка.

О Сталинграде скажем вслух:

300 тысяч разгромили,

упал у немцев моральный дух.

На Орловско-Курской дуге —

войне поворот,

когда танки пожгли,

все фронты пошли вперед.

Шли жестокие бои,

освобождались страны,

Что фашистов разгромили,

подтвердят ветераны.

Вместе с женой Михаил Степанович воспитал двух дочерей. Вот уже пять лет как нет в живых его благоверной, он очень тоскует, но не изменяет привычке никогда не терять бодрость духа. Активно работает с молодежью. В следующем году ему исполнится 90 лет, но он выглядит гораздо моложе. Возможно потому, что никогда не пил, не курил и даже на фронте отказывался от 100 граммов. Забота о здоровье стала его «пунктиком». Он сам себе доктор.

С гордостью носит ветеран свои медали «За боевые заслуги», полученные за бои под Прохоровкой и освобождение Украины, орден Отечественной войны и мечтает, чтобы его внуки и их дети никогда не услышали грохота снарядов и не узнали, что такое война.