Блокада Ленинграда — одна из ужаснейших и страшнейших страниц истории нашего государства.
Девятисотдневная защита осаждённого города — это легендарная повесть мужества и геройства, которая вызвала удивление и восхищение современников и навсегда останется в памяти грядущих поколений. Это забвению не подлежит!
В разные годы я встречалась с блокадниками, проживающими в нашем городе, слушала и записывала их воспоминания… В патриотическом клубе «Подвиг» (при редакции газеты «Рыбинские известия») они встречались с учащимися и студентами учебных заведений города и района. Ребята не только внимательно, с интересом слушали выступающих, но и задавали им вопросы, восторгались мужеством и стойкостью тех, кто пережил блокаду.
Уже давно нет в живых воспитателей одного из детских домов нашего города — Валентины Алексеевны Ежовой и Любови Константиновны Калашниковой, из уст которых я много узнала о сиротах-ленинградцах. Эти милые женщины не скрывали слёз, рассказывая о своих больных, измождённых воспитанниках. Почти все дети были с явно выраженной дистрофией. Их родители погибли. Одни от голода, другие во время бомбёжки Ленинграда.
Кропотливая работа сутками в детских домах — это был подвиг рыбинских женщин, отогревавших души и тела больных, испуганных детей, с которыми так жестоко обошлась судьба.
В нашей газете публиковались мои очерки о детях блокады, об общественной организации блокадников «Память», зарегистрированной в Ярославском департаменте юстиции, а в 2002 году принятой в Международную ассоциацию жителей блокадного Ленинграда. Печатались зарисовки о таких блокадниках, как Александр Алексеевич Афанасьев, Лидия Николаевна Долгодрова, Евгения Константиновна Карасёва, Николай Васильевич Кольцов и др., моральный дух которых вызывал восхищение.
А вот о себе как-то не приходилось писать, хотя блокада чёрным крылом коснулась и моей родословной. Прошлое, хорошее или плохое, всегда с нами. Мне очень больно вспоминать то, что испытала наша семья в 1942 году. Обрывочные детские воспоминания складываются в картину пережитого.
Мой папа — Александр Никитич Чуенков — был офицером и служил в одной из воинских частей под Ленинградом. Военизированная пожарная команда охраняла аэродром. Потом командование части направляет отца в Рыбинск. Папа был назначен командиром пожарной команды №7, охранявшей нефтебазу, которую бомбили во время войны. Взять семью с собой в Рыбинск у него не было возможности. Моей маме — Тамаре Павловне Чуенковой — с тремя детьми (Люсей, Тамарой, Жанной) и племянником Игорем из оккупированной Ленинградской области пришлось выбираться самостоятельно.
Мы, девочки, помним, как во время очередной бомбёжки мама прижимала нас к себе. Мы плакали, а она нас утешала. Было страшно… Помню какой-то дом, где нас временно приютили. Опять дорога… Однажды, когда мама на короткое время отлучилась, у нас украли чемодан, в котором были не только самые необходимые детские вещи, но и все документы. Это был удар. Помню горькие мамины слёзы.
С высоты прошедших лет думаю, как всё это вынесла наша мама. Ведь ей было только 26 лет.
В Рыбинске на железнодорожном вокзале нас встретил солдат и отвёз в пожарную команду. Это был декабрь 1942 года.
Помню, как однажды папу вызвали в военкомат и направили на фронт в действующую армию… Началось трудное военное детство.
Все мы — коренные ленинградцы.
В дом, в котором мы жили в Ленинграде — угол Чехова/Жуковского, попала бомба. Связи с родными не было. После войны мама ездила в Ленинград. Появилась возможность вернуться назад, но у нас не было средств на переезд и благоустройство. Все наши родные — бабушка, тёти, дяди — умерли от голода и были похоронены на Пискарёвском кладбище. Кто-то из соседей чудом выжил и рассказал о мучительной голодной смерти наших родных.
Я пыталась получить официально документы, подтверждающие, что наша семья переехала в Рыбинск из блокадного Ленинграда, но приходили такие ответы — в списках не значатся, документы утеряны, архив сгорел и тому подобное.
Не ошибусь, если скажу, что одно из самых печальных, трогательных и монументальных захоронениймемориалов — это Пискарёвское кладбище в Санкт-Петербурге. Нескончаемый людской поток. Слёзы… Мои родные похоронены в братской могиле. Они жили в осаждённом Ленинграде без хлеба, без воды, без тепла, без света, но не сдавались.
Ходила по мемориальному кладбищу, а в ушах настойчиво звучали стихи нашей рыбинской поэтессы, блокадницы Лидии Николаевны Долгодровой:
И не забыли метроном включить,
Как в зиму ту блокадную когда-то
Все встали, чтоб молчанием почтить
Того, кто не дожил до этой даты.
Война. Блокада. Смерть.
Потерян дом…
И тут уж никуда от слёз не деться.
Мне не понять, стучит ли метроном
Или моё на части рвётся сердце?
…Люди, испытавшие страшные дни блокады, люди, потерявшие своих родных и свой кров, и памятью, и сердцем всегда там — в осаждённом Ленинграде — это человеческая боль, над которой не властно время.
Тамара БЕЛЬСКИХ, член Союза журналистов России