В октябре исполнилось 20 лет с момента образования в Рыбинске общественной организации жителей блокадного Ленинграда «Память». В середине 90-х она насчитывала 350 официальных блокадников, имеющих соответствующие знаки.
Сейчас их осталось всего 167. Среди них в основном те, кто окончательно повзрослел вместе с первым сообщением Левитана, и те, кто так и не узнал, какое оно, беззаботное детство
Тройка основных
Гертруда Шухалова, Татьяна Мальцева и Зоя Старожилова оказались в Рыбинске разными путями, но начальной точкой для всех них был Ленинград. Каждая пережила ужас блокады, потерю близких и детдом. Их истории похожи, но к ним невозможно привыкнуть.
Долгое время женщины несли свою боль в одиночку, до 1991 года рыбинские блокадники общались между собой в основном по «сарафанному радио», толком не зная, как живут земляки, сколько их, с чем им пришлось столкнуться.
А ведь, как оказалось потом, многие из живущих в Рыбинске в Ленинграде ходили в один детский сад и затем жили в одном детдоме. Встретиться довелось только спустя 50 лет.
Берегите Танюшку
«В конце 80-х вышел указ, учреждающий знак «Житель блокадного Ленинграда». Его обладатель должен был провести в осадном городе не менее 4 месяцев. Нужно было представить подтверждающие документы, поэтому многие из нас начали отправлять запросы в Ленинград. Каждый действовал сначала сам по себе, а потом както возникла идея объединиться. Сначала появилась организация в Ярославле, а немногим позже у нас. 12 октября мы провели первую коллективную встречу. Было нас тогда немного, всего человек 20», — вспоминает Татьяна Мальцева.
Когда началась война, ей было два года. Семья только вернулась из Казахстана, куда был сослан отец, инженер Кировского завода, репрессированный по чьемуто доносу. О том, что она дочь врага народа, Татьяна Николаевна узнала лишь в 1990 году. Родные тщательно скрывали это «черное пятно» отцовской биографии и рассказали, когда стало «можно», хотя мужчина был реабилитирован еще в 1940-м. Последними его словами был наказ жене и двум старшим дочерям: «Берегите Танюшку».
Мать просьбу мужа исполнила, несмотря на то, что при эвакуации всех девчонок развезли по разным детским домам.
То, что Таня дожила до отъезда из блокадного города, можно считать чудом. Как говорит женщина, вдоволь было только «ничего». Кусок хлеба мать делила на 4 части, получившуюся четвертушку еще на три: обед, завтрак и ужин. Как ни старалась младшая дочь собирать обслюнявленным пальчиком что-то со стола и пола, собирать было нечего.
Первыми увезли из блокадного Ленинграда старших сестер. Тогда было не принято оставлять родных вместе, поэтому одна оказалась в Ульяновском, другая в Ивановском детских домах. Таня покинула город неотступного голода, промозглого холода и равнодушных смертей только в 1943-м. В 44-м мать девочки прошла 40 километров пешком, чтобы забрать из одного детдома одну дочь, и только в 46-м смогла вернуть и третью.
Кукла Зоя
«Все мы в основном воспитанники детских домов, поэтому, приходя на первые собрания, мы встречали тех, с кем дружили много лет, жили в одной комнате и спали на соседних кроватях. Только и разговоров: «Ты как? — А как ты?» Радость была такая, будто родственника нашел, хотя в детдоме мы на самом деле и были одной семьей.
Затем, окончательно объединившись в свою организацию, мы создали подробную картотеку и стали помогать друг другу в оформлении документов для получения знака «Житель блокадного Ленинграда». За послевоенные десятилетия и перестроечные годы изменилось многое.
Какие-то районы переименовали, что-то закрыли, что-то вообще исчезло с лица земли. Мы, делясь опытом своих переписок с ведомствами, разыскивали людей. К нам до сих пор приходят с просьбами восстановить ту или иную бумагу», — рассказывает секретарь общества «Память» Зоя Старожилова.
Она многое из детства помнит. Ей было 4 года, когда сжалось кольцо страха и отчаяния. Во время бомбежки ранило мать, и они с 11-летней сестрой остались одни. Помнит, как просили хлеба у солдата, а он не давал много, говоря: «Вы объедитесь и умрете».
Помнит, что первая зима войны была не только самой голодной, но и самой холодной. Морозы стояли страшные. К постоянным бомбежкам люди уже привыкли, будто это были просто раскаты грома. Взрывной волной одного из авиаударов сестер отбросило в образовавшуюся воронку и присыпало землей. Старшей Тоне удалось выбраться, а худенькой и слабенькой Зое, которую родственники за огромные глаза и белокурые локоны называли Куклой, нет. Ее в прямом смысле слова вырыли из земли, зацепив платье вилами.
Второй раз она чудом спаслась при эвакуации. Вывозили их по воде. Зоя помнит, как долго ждали отплытия, как она трогала кончиками пальцев воду и как плыли по ней детские панамки. Потом она узнала, что корабль с детьми разбомбили фашисты. На этом судне должна была быть и она, так как перевозили на нем детей из Колпина, откуда Зоя Григорьевна родом.
Еще она помнит красно-рыжего мальчишку, всю долгую дорогу на поезде сосавшего пальцы рук, несмотря на ругань воспитателей и горькую мазь. Самой Зое омлетом казалась пуговица пальто. Помнит, как их везли на смешных телегах, запряженных быками, как вязли в разъезженной жиже животные, как детей положили на солому в церкви деревни Чудиново близко-близко друг к другу, словно полешки. Помнит, что утром проснулись не все.
Девочка с героическим именем
«В Рыбинск я попала волею судьбы. Учитель физкультуры из костромского детского дома заметил у меня способности к спорту и посоветовал поступать в Горьковский физкультурный техникум. По его окончании я получила направление в подмосковный Серпухов, где и проработала 4 года. А за забором было военное училище», — смеется и.о. председателя общества блокадников Гертруда Шухалова.
Муж оказался рыбинцем, и, поездив по городам и весям, глава семьи вернулся домой. Но все это было уже в другой, мирной жизни. Первая удивительным образом пересекается с жизнями землячек. Родилась Гертруда Александровна в Кронштадте в семье моряка.
Отец был помощником капитана на Балтийском флоте. Пока, как отец Татьяны Мальцевой, не стал врагом народа. Его репрессировали, а жену с тремя маленькими детьми из трехкомнатной кронштадтской квартиры выселили в коммуналку на Мойке. Не помогло и героическое имя девочки, данное ей в азарте соцсоревнований.
С началом войны мать, сутками работающая на фабрике, отдала младших детей в детдом, организованный при производстве. Женщина хорошо помнит бомбежки и то, как воспитатели уводили ребят в подземелье. Большую часть времени она с братом скиталась по улицам, практически не видя маму. Эвакуировали их в апреле 1942-го. Путь из блокадного города лежал по «Дороге жизни» через Ладожское озеро. Ехали автобусами. Началась бомбежка, транспорт встал. Гертруду Шухалову, как и Зою Старожилову, спас случай. Бомба попала во впереди идущий автобус…
Потом была такая же долгая дорога на поезде, случайный хлеб, вода в ведрах и дикий холод. Девочка сильно простыла. По приезде в Костромскую область ее определили в больницу. В то время как они со средним братом, играя, рассматривали покойников, выставленных вдоль коридорных стен, на глазах старшего в Ленинграде «не проснулась» родная мать, оставив ему две картошины на столе.
Сейчас все эти истории кажутся невозможной дикостью и непередаваемым кошмаром, но настоящий ужас кроется в том, что данные рассказы типичны. Они обыкновенны для блокадников, которым в годы войны были привычны трупы на ленинградских улицах, которым было понятно, почему в городе нет кошек, собак и даже птиц, которые знали, что каннибализм — это гораздо ближе, чем написано в приключенческих книгах.
Они пережили боль и страх, но не забыли их. Поэтому сейчас, говоря о своей организации, блокадницы признаются: она держится на общем духе, на взаимопомощи и доброй совести.