Темы 5 декабря 2012 9:50

Владимир Маторин: «Мне нравится старая Русь»

9 декабря в Рыбинске выступит всемирно известный бас

На сцене рыбинского «Авиатора» в сопровождении Ярославского оркестра русских народных инструментов «Струны Руси» выступит Владимир Маторин — всемирно известный бас, народный артист России, солист Большого театра, благотворитель.

Бас для России — всё равно что тенор для Италии. Явление национальной гордости, ответственность и судьба. Владимир Маторин рожден быть басом. Богатырского телосложения, крупные черты лица, искра лукавства и простодушия в серых глазах, на сцене он — из эпического полотна преданий. Вот начинает звучать его голос, как набат, вот он окутывает зал, былинный, властный, потрясающий до глубины души.

О Владимире Маторине говорят сегодня не только как о великом басе, но и как о человеке широкой души и достойном гражданине России. Он создал свой фонд, который призван помогать брошенной в уныние и тоску русской провинции.

В прошлом году Владимир Анатольевич побывал с благотворительным концертом в Рыбинске. Средства от него пошли на возрождение храма в Погорелке. Тогда мировую знаменитость заинтересовал проект создания мемориального комплекса в этой деревне — там похоронен известный бас 19 века Платон Радонежский.

И вот очередной визит мэтра оперной сцены на нашу землю. В программе концерта — арии из опер зарубежных и русских композиторов, старинные романсы и русские народные песни.

Мы предлагаем вашему вниманию фрагменты интервью с Владимиром Маториным (по материалам электронных СМИ)

— Владимир Анатольевич, не могу не спросить: мешает или вдохновляет имя Шаляпина?

— Раньше-то ореол Шаляпина придавливал, потому что хотелось если уж не перепрыгнуть, то хотя бы достать тех высот, на которые Шаляпин поднялся в оперном искусстве, вообще в русском искусстве. Когда я еще студентом был, то первый посыл был, как у маленького щенка. Казалось, что щенок прыгать будет выше всех, такое радостное охватывало ощущение причастности к опере, музыке, театру, к России. Но с годами я понял: юность эфемерна, а звезда Шаляпина недосягаема. Шаляпин ведь еще и литературные труды свои оставил, и его образный язык замечателен. Если я когда и завидовал Шаляпину, то только белой завистью.

— Вы упомянули студенчество, где и у кого Вы учились?

— Я закончил Гнесинский институт, и моим учителем был Евгений Васильевич Иванов, бас, знаменитый артист Большого театра.

— Какие перемены в театральном мире произошли за последние годы?

— В мое время для оперного певца были только театры Большой, Станиславского и Немировича-Данченко, первые шаги делал театр Покровского. А сейчас есть и «Геликон», и появилась «Русская опера»! Больше того, произошло самое главное, чего не хватало мне в моей молодости, сегодня нет той предельной ревности, когда артист переходил вдруг из одного театра в другой. Сейчас стали лояльнее, человек может петь один спектакль в одном театре, другой — в другом, может участвовать в антре-призе и выступать в другом городе.

— Для артиста это плюс или минус?

— Для артиста это плюс и для зрителя это плюс. Верно, уровень исполнения стал другим. Раньше один хор Большого театра чего стоил! В хор не попасть было! Пели народные, заслуженные артисты из провинции.

— Каково Ваше понимание хорошего театра?

— Я так рассказываю студентам. Есть цепь, и в цепи могут быть разные звенья: золотые, платиновые, деревянные, стеклянные. Хороший театр — это единая цепь, начиная от гардероба и заканчивая закулисьем. И всё должно становиться общим делом. Общее дело даже малоталантливый коллектив делает великим.

— Ваша любимая партия?

— Ну это все равно что спросить, какой палец на руке самый дорогой. Понятно, лучше сразу загибать два пальца (улыбается). Просто в разные этапы разные роли по-разному оцениваются.

— С каким оперным персонажем вы себя бы сравнили?

— Всё же с Дон Кихотом. По нутру мне ближе Дон Кихот.

— Что значит для Вас история России, какой период истории будоражит?

— Мне страшно нравится наша старая Русь. «Князь Игорь», «Хованщина», «Сусанин» — эти оперы насыщены нечто таким домоткано-полотняным, исконным. Когда в «Сусанине» начинают лупить колокола, и мы выходим на поклон, то у меня, как у клоуна, вот такие огромные слезы катятся из глаз. Зря — думаю — что и меня-Сусанина убили, зря, что я в этой опере принимаю участие, зря, что вообще в Большой театр попал… От колокольного звона, от «Славься» так распирает душу, такие смешанные чувства испытываешь: и дикой радости, и жгучей досады. Вот есть же такие персонажи, как Иван Сусанин! И когда меня спрашивают: «Почему Вы так любите Сусанина?» Я отвечаю — сегодня Сусанина нам и не хватает в России.

— Что значит для Вас память русской души?

— Мой репертуар — великие русские оперы. Для русской оперы очень важно горячее слово. И в русской опере очень трудно уловить рубато. Если ровно, как написано, исполнять Чайковского, то он скучный. А когда исполняют волнами, то волна наливает, то отступает, Чайковский звучит совсем по-другому. То цунами, то штиль — это наш мятежный дух русского человека. Формулы нашей души нет. Потому и говорят — загадочная.

— Какие песни, на Ваш взгляд, выражают русскую душу?

— Песня «Славное море, священный Байкал». Я не был на Байкале, но от одних слов этой песни, мелодии я испытываю такое ощущение, будто весь Байкал вобрал в себя. Не зря ж эту песню больше двухсот лет поют. Или «Вдоль по Питерской», песня написана для Шаляпина. Здесь и размах, и беспардонная удаль — наша русская душа.

— Тенор — лирический герой, бас — явление духа. Вы исполняете духовную музыку. Это возможности голоса или Ваш внутренний путь?

— Вы знаете, я покрестился в сорок два года. Я был пионером, комсомольцем, вступил в партию, а в сорок два года покрестился. Я осознал, что те заветы, правильные заветы коммунистической партии, в которой я состоял, совпали с религиозными принципами православия. Отчет коммуниста — исповедь, партсобрание — литургия, красные знамена заменили хоругви. Это, конечно, в идеале, когда честные люди борются за счастье других людей, хотят сделать жизнь лучше. Сегодняшняя коммунистическая партия, я думаю, хуже советской. Но не будем про партию. В 1988 году мы праздновали 1000-летие Крещения Руси, митрополит Питирим устроил в Колонном зале Дома Союзов Рождественский фестиваль духовной музыки. Красота музыки, ее разливы, наполнение чем-то совершенно мне тогда неведомым ошеломили меня.

— Этот вечер оказался решающим?

— Да, я начал потихоньку петь духовную музыку и даже записал в 1996 году пластинку. «Купаясь» в этой музыке, я понял: какая в ней сила памяти исторической сохранена.

— Владимир Анатольевич, что Вам помогает держать марку, когда классические устои русской оперы, русского искусства рушатся?

— Я люблю оперу. И понимаю, опера будет развиваться и будет возвращаться к своим традициям. Я пятьдесят лет живу классическим искусством, оно — бессмертно. При любых демократиях, диктатурах, монархиях, республиках, империях будет звучать музыка Чайковского, Мусоргского, Рахманинова, будет звучать русское слово Пушкина, как бы Вы к этому ни относились. В этих произведениях, если хотите, квинт-эссенция русского духа, информация красоты. И каждое поколение с красотой этой будет открывать для себя искусство. Подлинное. На сцене надо выкладываться. И, несмотря на многие вещи, которые меня огорчают сегодня, я вижу свою задачу в том, что раз уж мне отпущено ничего не делать, а только петь, то петь так надо, чтобы вера была: мрак рассеется.