Темы 8 мая 2013 16:04

О судьбе детей войны — жительница Рыбинска

Нина Тупицына, рожденная перед самой войной, в 1939 году, вспоминает детство

Трагическая дата в истории страны — 22 июня 1941 года — не уходит из нашей памяти. Хочу рассказать о поколении тех, кто родился до начала и во время Великой Отечественной войны. Это дети войны.

Когда думаю о своем детстве, самое первое, что вспоминаю — голод. В начале войны мне было два с половиной года. Голод был и в довоенный период, и в сороковые роковые. «Мама, дай картофинку», — часто просила я. Оживали только весной, ели молодую траву (крапиву, лебеду и т.д.), опестыши, почки с деревьев, шишечки с цветущих елок и сосен. Пробовали соки сос-ны, ольхи, ели — они всегда горчили. Слаще всего был березовый сок.

Моя семья (отец, мать, брат и сестра) жила тогда на окраине города Рыбинска, в Мариевке, в деревянном одноэтажном доме, который называли стахановским. Комнаты давали передовикам производства, каким и был мой отец Павел Иванович Тупицын. (Он работал шофером, а потом слесарем высшего разряда, выполнял нормы на 200-300%). Еду готовили на плите на общей кухне.

Вся земля вокруг дома была поделена на маленькие участки, где каждая семья выращивала картошку и овощи.

О чае и речи не было, в качестве заварки — сушеная морковь. Сахар — это роскошь, вместо него ели вяленые ломтики свеклы. Во дворе — сарайки, помню, что бегала туда «навещать» козу, молоком которой кормилась. А еще мне нравилась дуранда, ее надо было размочить в воде, и я с нетерпением поглядывала на чашку, где она доходила до съедобного состояния. Когда сейчас вижу куски хлеба в мусорном баке, понимаю, что жить стало лучше. Но все равно рука не поднимается выбросить хлеб.

В детстве у меня болело горло, врач рекомендовал прогулки в сосновом лесу, что был недалеко от дома. Не просто гуляла, а собирала вместе с мамой шишки для печки.

Навсегда остались в памяти бомбежки. В детском саду после сирены уводили нас в бомбоубежище. Это была землянка, где мы сидели на деревянных досках или стояли. Свист падавших бомб долго не могла забыть, и даже уже после окончания школы, если присутствовала на просмотре фильмов о войне, то автоматически прикрывала уши, увидев на экране, как бомбы со свистом летят вниз.

Время было голодное, продукты выдавали по карточкам. Когда днем или вечером начиналась бомбежка, брат Юрий частенько уговаривал родителей, что надо съесть пайку хлеба, предназначенную на утро следующего дня, чтобы он не пропал зря в случае гибели. Много лет спустя мама вспоминала об этом с улыбкой и состраданием.

Маленькая деревянная постройка во дворе — общий туалет для всего дома, что было некомфортно, особенно зимой. Позднее переехали в другой деревянный дом, но уже на территории военного городка. Там была у нас отдельная квартира (комната и кухня), и уборная уже находилась в пристройке к крыльцу.

В 1943 году моего брата Юрия Тупицына призвали в армию, ему было 17 лет. Отправили служить на Дальний Восток, где он и принимал участие в войне с Японией в 1945 году. Домой вернулся через 7 лет, ни разу не побывав в отпуске. А я, по своей детской наивности, едва заслышав марширующих по булыжной мостовой солдат, всегда выбегала на улицу и внимательно смотрела, нет ли среди них моего любимого брата.

Видела и пленных немецких солдат, проходивших под конвоем по одной из улиц Мариевки, да и не раз. Бегали смотреть и на цыган, табор которых остановился на окраине города.

Родители и моя старшая сестра Валентина Тупицына трудились на военной базе, а у меня, когда я немного повзрослела, кроме учебы, были другие обязанности. Надо было ходить за водой на колонку (метров сто от дома), выносить золу из печки на близлежащий огородишко, полоть грядки, поливать их. Каждый клочок земли около дома был вскопан, выращивали картошку, овощи, цветы.

Еще приходилось сторожить уток, которые иногда несли яйца у реки Черемухи, что протекала не так далеко. Надо было найти их в траве на берегу и принести домой. Плохо, что берег был довольно крутой. Коза-кормилица снабжала молоком, ее приходилось пасти, что я и делала вместе со знакомым мальчиком Геннадием Бурмистровым. В том месте, где у реки пасли коз, находилась свалка, на которую привозили из мастерской на военной базе (там изготавливали ящики для снарядов) отходы. Это были опилки, стружки, дощечки, брусочки. Мы, ребятишки, гурьбой набрасывались на огромную кучу мусора и приносили домой, по сути дела, топливо для печи.

На реке купались, полоскали белье. Словом, в детстве река Черемуха была символом жизни для взрослых и детей.

Вспоминаю новогоднюю елку. Кроме игрушек, на нее вешали сладости, и мне разрешали съедать в день по одной конфетке. Это был праздник для меня! Кстати, игрушки были все собственного изготовления, куклы тоже.

Рядом с домом находились проходная и дровяной склад, а по другую сторону булыжной мостовой солдатская казарма, клуб и библиотека. В клуб бегали за 5 копеек смотреть кинофильмы. Помню большой экран, едва гаснет в зале свет, и начинается другая, волшебная иногда, жизнь. Деньги имелись не всегда, поэтому посещение клуба было приятным и надолго запоминающимся событием. Когда возвращалась домой после сеанса и вечером ложилась с мамой спать, она всегда просила меня рассказать содержание фильма (ведь она могла себе позволить только изредка ходить в клуб). Так я овладевала речью и русским языком. Моя мама, Мария Владимировна Тупицына, сирота с детства, и училась в деревенской школе только «одну зиму», как говорили раньше.

Очагом просвещения была библиотека. Едва научившись читать, я полюбила посещать ее. Правда, в младшем возрасте со мной всегда была там сестра Валентина, а в старших классах разрешалось самостоятельно выбирать книги.

Помню ощущение праздника 9 мая 1945 года и в семье, и среди соседей и знакомых. В тот день около клуба был заложен Сад Победы. Здесь проходили все торжественные мероприятия. Небольшая сцена, крытая летняя танцплощадка, перед ней бюст Сталина, вокруг которого клумба с цветами. Недалеко волейбольная площадка, место для игр маленьких детей, аллеи. Словом, центр культуры и отдыха, созданный руками трудящихся. В клубе проходили концерты художественной самодеятельности, был свой небольшой оркестр народных инструментов. Мы, дети, не пропускали ни одного мероприятия.

Война не сломила дух народа! Началось восстановление народного хозяйства. Но голод не отступал, продукты по карточкам, в магазинах очереди.

Когда в 1946 году пошла в школу № 32, то мечтала о настоящем портфеле взамен самодельной сумки, о приличной одежде и обуви. Образцом для подражания были подружки — дети военнослужащих, более обеспеченных, чем простые работяги. Если я приходила в новом платье и хвалилась этим, то одноклассники смеялись: «У тебя оно опять штапельное, а у нас шерстяное!»

У меня есть фотографии начальных классов, на одной из них я сижу рядом с учительницей в валенках, как и все. Только один мой валенок выделяется — подшит. Начинали писать палочки, стали появляться ручки с металлическими перьями. Чернильницы-непроливайки носили с собой в специальных мешочках, прикрепленных к ручкам портфелей.

Бедность долго сопровождала семью, да еще мама по причине болезни вынуждена была уйти с работы в 1943 году. Сестра Валентина до войны училась один год в институте в Ленинграде. Едва выбравшись в августе 1941 года из блокадного города, вернулась в Рыбинск. Здесь поступила на работу на военную базу № 34. Так и не пришлось окончить институт. Но родные мечтали хотя бы мне дать образование.

Я много болела в школе, но училась хорошо. И после окончания десятилетки поступила в Рыбинский педагогический институт. Тут я нашла замечательных преподавателей и хороших друзей. До сих пор встречаемся с однокурсниками по несколько раз в году.

Спасибо моим родным, которые выдержали все жизненные испытания. Их теперь нет в живых, но я всегда помню их любовь ко мне, доброту и порядочность.