1 апреля отмечен в календаре не только как День смеха, но и как Международный день птиц. Для рыбинца Анатолия Гусева это, можно сказать, профессиональный праздник. Навряд ли у кого-то найдется столько пернатых друзей, как у него, — одних голубей только пять сотен, не говоря уже о попугаях, чижах и индюшках.
Дорога к дому Гусевых идет в сторону Кипячево, что за Волгой, через переулок Майский. Но вот погода для начала апреля явно далека от весенней: с самого утра метель выделывает немыслимые выкрутасы. «Зима недаром злится, прошла ее пора…»
Машина, попав в обледенелую колею, не может двигаться вдоль нее иначе, как трамвай по рельсам. Но вот и они отсекаются намертво заметенным тупиком. Дальше через частную застройку — обычную серенькую деревеньку — только пешком, кое-где по колено проваливаясь в снег. Уф, наконец-то пришли. Хозяин, в ватнике нараспашку, отворяет калитку.
Здесь Анатолия Михайловича все знают, в Кипячеве он и вырос. Это сейчас у мальчишек компьютеры на уме, а раньше в футбол гоняли, на рыбалке пропадали да ловили диких птичек сетками. Страсть к пернатым передалась Гусеву от отца. Что ни говори — птичья фамилия.
Незлобливым лаем нас приветствует пес. Лохматую шерсть собаки сплошь облепили белые мухи. Зима зимой. Но вот ступаешь на крыльцо, а там… вовсю звенит настоящая весна! Десятками птичьих голосов: и со свистом, и с переливами, и с каким-то озорным «вопросительным» щебетанием. В несколько рядов вдоль стен расставлены клетки с лесными пичугами.
— Тут у меня чижи живут, щеглы, зяблики… — знакомит со своими певцами Анатолий Михайлович. — Вот реплы, по два года им, а всё дикие. А есть смирные, умные птицы — щуры даже с рук едят.
На веранде целый птичий хор. Вон в красной шапочке — щегол, с малиновой манишкой — зяблик; золотистые, как луговые первоцветы, канарейки; самый солидный в этом собрании щур размером с ладонь.
Для большинства горожан это персонажи почти что фантастические и уж точно менее узнаваемые, чем монстры компьютерных игр. В современном мире мы научились любоваться пейзажем на заставке Windows XP и общаться через социальные сети, не выходя за порог, но при этом забыли, как держать друг друга за руку.
Любой из нас, как нечего делать, назовет с дюжину марок авто и столько же моделей сотовых телефонов, а кто вспомнит столько же названий диких птиц или полевых трав? В суете дней мы вспоминаем о них разве что в печальную минуту, когда родная душа постучится пташкой в окно. Словно центробежной силой, все дальше относит нас цивилизация от природы, корней. А ведь раньше столько всего у человека с птицами связано было. В старом месяцеслове есть праздники: Герасим-грачевник, когда встречали перелетных птиц, Сороки (День закликания птиц), Егорий весенний — на него прилетали ласточки. В конце марта на Руси пекли фигурки жаворонков, встречая долгожданную весну, а на Благовещенье выпускали птиц из клеток на волю.
Наше присутствие привело голосистую компанию в такое волнение, что в ушах все слилось в один отчаянный звон.
— С первыми лучами солнца начинают петь, один запоет — за ним все остальные, и до темноты не успокоятся, — улыбается А. Гусев, — на душе от них теплее делается.
— Ой как мешали они мне сначала! — жалуется, но совсем без обиды, на беспокойное хозяйство супруга Анатолия Михайловича. — Теперь уж привыкла. Надо, чтобы вода чистая была всегда, корм; убираю за ними.
Если все клетки-то за раз почистить, часа три уйдет.
— А кто здесь самый главный певец?
— Гибриды очень хорошо поют! — отрекомендовал хозяин юрких сереньких птичек.
— Какие такие гибриды?
— Вот из-под чижа с кенаром — поет хорошо!
Пернатый Каррерас и вправду заливист.
— А еще есть гибриды от репла и канарейки, щегла и канарейки. Специально выращиваю, сажаю их в одну клетку, и получаются отличные певуны. А вот от самих гибридов потомства уже не бывает — пустые яйца. Генетика…
— Интересно, как же вы диких птиц ловите?
— Хлопками ловлю — хлопочными клетками. Какую хочешь птичку, такую и поймаешь. Посадишь в середку старого щегла, к нему на голос прилетят другие щеглы, посадишь репла — реплы попадутся. Сейчас-то я почти не ловлю, все старые живут. Вон щегол — ему уж восьмой год пошел. Да осенью несколько реплов поймал. Смотрю: среди воробьев сидят, молоденькие, видно, со стаей своей не улетели. Жалко, пропадут ведь, думаю, замерзнут. Вот и принял к себе на зимовку.
— В последнее время замечаю, что-то с природой творится, мало птицы стало, снегири куда-то пропали, редко, когда встретишь… — делится невеселыми наблюдениями кипячевский орнитолог. — Ольга, а пойдем попугайчиков покажу!
Вслед за хозяином захожу в дом. С порога пахнет какой-то особой деревенской чистотой и русской печкой. Рядом с ней на лавке дремлет большущий котяра.
— Не обижает птичек? — с недоверием разглядываю протокольную усатую морду.
— Да нет. Кошки у меня с малолетства приучены. Пару раз котенка проведешь носом по клетке, и на птиц он уже не засматривается, только мышей ловит.
Вот ведь — а говорят, кошки дрессировке не поддаются.
В соседней комнате тоже ряды клеток. За прутьями словно веселая радуга: волнистые попугайчики от лимонно-желтых до бирюзовых и фиолетовых, экзотические кореллы с хохолком и разноцветные розеллы.
Несмотря на различия, всех их Анатолий Михайлович зовет Кешами. Кстати, Кеша из мультика, судя по оперению, — розелла.
— Попугаев вывожу круглый год, — продолжает знаток пернатых. — Их хорошо разбирают. Содержать их нужно раздельно с певчими птицами, иначе те петь не научатся и будут по-попугаячьи тявкать.
— Как попугая научить говорить? — даже и не сосчитать, сколько раз Анатолию Михайловичу приходилось слышать такой вопрос.
— Очень просто. Берешь молодого самчика — месяца в полтора, сажаешь его отдельно от других птиц и почаще разговариваешь с ним. Или радио можно включать. Придешь домой, а он тебе прогноз погоды выдает!
Но и это еще не все подопечные Гусевых. Минуя щебечущую веранду, вновь выходим на улицу. Во дворе — два сарая и голубятня.
— Ути-ути-ути! — разбрасывает хозяин горсти зерна. В неделю уходит мешок комбикорма — 45 килограммов.
На зов первыми по снегу выбегают прожорливые гуси, за ними утки, среди них и дикие, прибившиеся к домашним на зиму. Последним появляется важный индюк, почему-то без хвоста. «Дрался всё, это я его так посмирнее сделал», — объяснение исчерпывающее. Будто поддразнивая красноносого толстяка, свой шикарный шлейф распушает красавец-фазан.
— Сейчас пруда не видно — снегом занесен, а летом здесь такая возня у воды! Плещутся все: и мои, и дикие прилетают. А за ними ястреба следят. Поэтому маленьких птичек не выношу на улицу: хищник и через клетку может когтями вырвать. Были такие случаи.
В другом сарайчике прячутся от непогоды куры: декоративные пуховые и миниатюрные бентанки, пестрые, цвета топленых сливок. Петушки чёрные с зеленым отливом и бодрым нравом.
Но особая гордость Гусева — голуби. Чёрные крупные — тульские жуки, так и называются. Чёрно-пегий турман — старинная русская порода, славится тем, что фигуры высшего пилотажа в воздухе выделывает, камнем падает с высоты, кувыркается. А тот с широким клювом, что на яйцах сидит, — почтарь. Каких только нет.
— Сколько же их всего?
— Голубей-то? Да кто ж их сосчитает? Штук пятьсот, наверно.
На прощание супруга Анатолия Михайловича подает мне несколько яиц разного калибра. В каждом из них под скорлупой притаилась вечная и прекрасная тайна бытия. У гусыни эта тайна самая большая, у курочки-бентанки, напротив, маленькая и почти круглая, у индюшки — в веселую крапинку, у утки — голубоватая, как талая весенняя вода — у каждой птицы своя. Вот Гусевы всю жизнь ее не устают разгадывать.