Кальмары на чужом счастье

Светлана Израйлева

Дети и старушки попрошайничают возле ЗАГСа

Пятница. Около парадного крыльца рыбинского отдела ЗАГС нарядно-­многолюдно. Разбившись на две шеренги, гости в ожидании узаконенного белого счастья машинально мнут в ладонях дорогостоящие отходы букетного производства.

Из дверного проема за происходящим внимательно следит мальчишка лет десяти. Это и есть наш главный герой.

Вместе с мальчиком в «документальном» подъезде ЗАГСа стоят две бабушки, девочка и еще один подросток. Видимо, пенсионерки с внуками пришли задолго до окончания обеденного перерыва: парень явно мается от безделья, пиная порог и регулярно поглядывая на улицу. Остальные, со вздохом переминаясь с ноги на ногу, подпирают стены.

— Вы в прошлую пятницу сколько заработали? — вдруг кидает старушкам этот худенький невысокий мальчик, оставляя свой наблюдательный пост у двери.

В ответ пенсионерки переглядываются и бормочут что-­то невнятное, а на их лицах появляется виноватое выражение.

— Чего кряхтишь? Говори, сколько заработали, — с недоумением замечаю в голосе подростка угрожающую интонацию.

Бабули, словно нашкодившие школьницы, ближе прижимаются друг к другу и подобострастно улыбаются в ответ беззубыми ртами.

— 300 рублей, — отзывается неряшливо одетая девочка в грязно-­красной куртке.
— Х..я себе! Не ху…во! — мат валится из подросткового рта, словно лепешки из коровьего зада, медленно, со шлепком. — Короче, вы наши деньги получили. Гоните мне по 150 рублей каждая, понятно? Че лыбишься-то? Деньги давай!

Старушки, зажатые в углу, продолжая заискивающе улыбаться малолетке, пятятся к выходу и, наконец, выскакивают из «допросной». За ними исчезает и девочка. В дверях остаются двое: шкет-вымогатель и парень постарше, молча стоявший все это время.

До меня наконец доходит, что никакие это не бабушки-­внучата, и кровными узами странная компания вообще не связана, а диалог, свидетельницей которого мне «посчастливилось» быть, не что иное, как деление бизнеса, конфликт интересов и давление на конкурентов.

«Отцы и дети» занимаются одним и тем же — клянчат у счастливых, а значит, щедрых молодоженов награду за короткие стишки или обещания молиться до последнего вздоха. На прошлой неделе юное быдло, видимо, пропустило раздачу и теперь подсчитывает, сколько «их» денег получили престарелые конкурентки.

Далеко эти, по словам мальчика, «оху..вшие бабки», впрочем, не ушли, пристроившись с другой стороны парадного крыльца. В дверном проеме в это время возникла фигура женщины. Шкет мгновенно преградил ей дорогу:

— Вход 100 рублей!
— Да неужели? — деланно удивилась посетительница.
— Ну ладно, сегодня 50 рублей, — снизил таксу «швейцар» и посторонился.
— Надо же, как повезло, — парировала женщина, проходя внутрь и убирая перчатки в сумку.
— Че сумку-­то закрываешь? Гони полтинник-­то! — делец, видимо, решил по максимуму компенсировать «незаработанные» на прошлой неделе 300 рублей.
— Достаю, достаю, — все еще шутила «должница», хотя фамильярность ее явно задела.
— Вот и доставай. Давай полтос за проход, — малолетка сделал пару шагов навстречу и протянул руку в ожидании купюры.

Женщина перестала улыбаться и пристально посмотрела на ребенка. Ребенок и глазом не моргнул:
— Че уставилась-то? Полтинник давай!
— Мальчик, а почему на «ты»? —  не выдержала я, стараясь не выказать возмущения и желания снять сапог и двинуть нахала каблуком по голове.

— А тебе какое на х…й дело, Как хочу, так и говорю, понятно!  — ощерился подросток, но руку опустил и вернулся на исходное место. Каждая маленькая собачка знает — издалека лаять безопаснее.
— А ты в курсе, что существуют другие формы обращения или еще не проходили в школе? — глотала я подростковый мат, понимая, что если проявлю агрессию, отдача не заставит себя ждать, и я вряд ли смогу тягаться в соответствующем словарном запасе с юным хамом.

— Да что он знает! Слово из трех букв он знает. Ни стыда, ни совести. Наглец невоспитанный! — женщина сделала непоправимую ошибку. В ответ на ее абсолютно заслуженные замечания прозвучала такая тирада, что, если из нее убрать нецензурные выражения, останутся только «иди», «в» и «на».

Когда дар речи, пропавший от матерного шквала, вернулся, дама вновь принялась стыдить «бескультурье», которое, впрочем, нисколько не смутилось и на одно ее слово изрыгало десять. Пришлось весьма некорректно оборвать бессмысленную «дискуссию»:

— Да перестаньте, вы. Это наши дети: что воспитываем, то и получаем, — остановила я женщину и, проигнорировав ее возмущенное «а вот в наше время», спросила мальчика:
— Я вижу, предлоги ты уже освоил. Еще пару лет и поймешь, что существительные тоже имеют смысл. Но для этого нужно ходить в школу. Ты учишься?
— А тебе-то на х..й какое дело, учусь я или нет? — оставался верен своему стилю собеседник.
— А здесь ты что делаешь? Работаешь?
— Да, б..дь, работаю. Сутенером! — довольный своим ответом, мальчик заржал.

— А почему ты так разговариваешь? Я ведь могу и милицию вызвать, — университетские лекции по психологии начали проигрывать растущему внутри гневу.
— Не надо милиции. Мы сейчас уйдем, — тихо попросил парень постарше, дергая своего партнера «по бизнесу» за рукав.
— Да, по х..й, пусть вызывает «мусоров». Первый раз что ли? — геройствовал шкет.

— Ведь ты хороший парень, зачем так себя ведешь? Ты же не злой, в тебе есть потенциал, вон какой ты шустрый, только не идет тебе мат. Давай без него, ок? Вижу, что ты сообразительный, значит, учиться можешь на пятерки. Какие у тебя оценки? — пошла я в наступление на хамскую броню методом профессора Преображенского.

— Нормальные, — подросток натянул на лицо шарф и уставился в пол. Глядя на его тщедушную, вдруг ставшую такой жалкой фигурку, я продолжила:
— А какой предмет тебе нравится больше всех?
— А тебе-то какое дело? Я че, отчитываться должен? — твердил подросток. Потом немного помолчал, сдвинул теперь уже шапку на самые глаза и буркнул в сторону: — математика.

— А почему ты не в школе?
— Так время-то сколько? Кончились уроки уже.
— И ты сразу пришел сюда?
— Нет, домой зашел. Рюкзак оставил.

— Тебе так нужны деньги? Ты знаешь, что в городе есть программа по трудоустройству молодежи. Ты можешь работать, правда, если тебе уже исполнилось 14 лет.
— Мне больше, — парень, скорее всего, врет. На вид ему лет десять-двенадцать, да и голос у него слишком детский, хотя и воспроизводит слишком взрослые слова.

— Вот и хорошо. Обратись в свою школу, тебе помогут. Родители у тебя работают?
— Работают, — буркнул подросток из глубин шарфа и впервые осмелился поднять глаза.

Но увы. Завязавшийся было диалог нарушили вошедшие посетительницы. Одна из женщин, проходя мимо, весьма бесцеремонно оттолкнула мальчика в сторону. Этого было достаточно:

— Че толкаешься-то? — взвился школьник, мгновенно переключившись на привычную манеру общения.
— Что еще за «ты»? Забылся, что ли, с кем разговариваешь? Ничего не попутал, щенок? — «достойно» отреагировала посетительница. Разумеется, словесная отдача в виде непечатаемых знаков последовала незамедлительно.

— Перестань! Не круто это, — попыталась я успокоить «зверя».
— Да пошли Вы… — кинул через плечо подросток и вышел на улицу. Форма обращения, признаться, меня очень порадовала.

Сотрудники ЗАГСа пояснили, что эти «попрошайки» приходят сюда каждую неделю и специалисты ничего не могут с ними сделать.

«Они и нас также матерят, и что? Гоняем, вызываем милицию, связываемся с комиссией по делам несовершеннолетних, а толку-­то? Кроме подростков, есть еще бабушки, которые тоже как на службу ходят.

Они все здесь «работают»: стишки читают, поздравляют. Формально они ничего не нарушают, преступлений не совершают. Молодожены им сами деньги дают, что мы с ними сделаем?» — снимают с себя ответственность за счастливое детство сотрудники учреждения. По их словам, работа с детьми ведется, но, как видно, безрезультатно.

Выйдя из ЗАГСа, я попала на эту самую процедуру поздравления. От былой наглости не осталось и следа.

Мой знакомый, который полчаса назад крыл нас трехэтажным, сейчас жалостливо заглядывал новоиспеченным супругам в глаза, монотонно бубня какое­-то незамысловатое четверостишие с рифмами «желаю-поздравляю», не забывая держать перед собой протянутую ладонь. Рядом стояли бабушки и осеняли новую ячейку общества суетливыми крестами.

«Нищенская пенсия, пьющие родители», — оправдывала я коллективно­-возрастное лицемерие, поспешно удаляясь от чужого счастья.

Спустя минут 15 в очереди в ближайшем от ЗАГСа магазине я услышала тихий голос сзади:
— Ничего мы сегодня не заработали…

Обернувшись, увидела парня постарше. Он показывал мне мятые 20 рублей. Шкет, оказавшись на чужой территории, без маски из шарфа и шапки, смущенно отводил глаза, молчал и усиленно улыбался.
— Что купите?
— Кальмаров. Если денег хватит, — развел руками более взрослый и, похоже, более воспитанный напарник.

Досада. Я почти убедила себя, что попрошайничать их вынуждает голод. А это просто легкий способ «срубить бабла» на карманные расходы.

Я отвела его в сторону.
— Тебе же есть 14 лет?

Он кивнул.
— Иди в «Социальное агентство молодежи», знаешь, где это?

Отрицательно помотал головой.
— Тогда начни со школы, подойти к классному, к директору, попроси, чтобы тебе помогли трудоустроиться. Будешь получать больше. И не таким способом.

— Да я просил. Работу дают только «своим», — ответил подросток.
Надеемся, что он соврал.

Комментарии Отправляя комментарий, я даю согласие на обработку персональных данных. Новости по теме