Темы 31 августа 2011 12:19

Рыбинск в деталях

Гипсовые скульптуры, барельеф ГЭСа, отбойный камень

Сумерки богов

Закат империи. Сожженные дворцы, рухнувшие соборы, разбитые скульптуры. Одним словом, разруха, как она есть, без прикрас и пропаганды, с иллюзорными перспективами и фатальными потерями.

Впрочем, «выжившим» повезло еще меньше. Безрукие и безголовые, они стоят в садах и парках как вечный укор современникам: уж лучше снесите нас навсегда! Гипсовые горнисты без горнов, волейболисты без мячей, девушки без весел, юноши без идейного блеска во взгляде. Немые свидетели расцвета империи — культуры садово-паркового советского искусства середины прошлого века.

Говорят, что гипсовая скульптура — явление уникальное. Ее сюжеты — иллюстрация советских идеалов: гордый пионер, спортивный атлет, юная колхозница. Начало было положено советским скульптором Иваном Шадром, автором восьмиметровой статуи собирательного образа советской спортсменки, выполненной из тонированного бетона.

Уже затем уменьшенные и обезличенные гипсовые «девушки с веслом» появились в тысячах парков советских городов и со временем стали предметом насмешек и олицетворением «ремесленного искусства». Сам же оригинал — одно из лучших произведений скульптора, выполненное в 1936 году.

Иван Шадр первым установил свою «Девушку с веслом» не в зале музея, а «на улице», в московском ЦПКиО имени Горького. Шадр был убежден, что скульптуры должны выйти из закрытых «хранилищ прекрасного» непосредственно к зрителям, стать частью их повседневной жизни. Так он открыл широкую дорогу гипсовым пионерам и спортсменам, бодрой шеренгой вышедшим в народ.

Естественно, и рыбинские городские парки были украшены всевозможными вариациями на тему шадровского шедевра. Некоторые, побитые временем и людьми, до сих пор стыдливо прячутся в разросшихся кустах и на когда-то ухоженных клумбах. Их рыбинский некрополь — Петровский парк, некогда — родовая усадьба дворян Михалковых. В советское время здесь развлекали народ и «юный горнист», и «девушки с веслом», и «пионеры со знаменем».

Из выживших — покрашенный в черное гипсовый памятник Валерию Чкалову. Он — единственная скульптура, сохранившаяся без потерь. Может, сказалась персонализация — не абстрактный спортсмен, а вполне конкретный летчик-испытатель. А может, спасло элементарное уважение к прототипу. Рыбинск — город авиаторов, и мы храним память о человеке, совершившем в 1937 году первый в мире беспосадочный перелёт через Северный полюс из Москвы в американский Ванкувер.

Иная судьба у прочих «девушек с веслами» из Петровского парка. Местные жители говорят, что останки «юного горниста», постаравшись, еще можно найти в зарослях крапивы. «Знаменосцы» и «спортсмены» утеряны безвозвратно. Из «стоячих» — «Девушка с кукурузой» времен Никиты Хрущева и его увлечений. Гипсовая кукуруза благополучно выжила в местном климате. Самой девушке повезло меньше. Безрукая, как Венера, она стала памятником павшей империи «гипсового соцреализма» 50-х годов прошлого века.

С мечтой о вольнице

Наш взгляд редко поднимается выше уровня глаз. Мы смотрим на тротуар под ногами, дорогу под колесами автомобиля, на нижний ряд окон дома, мимо которого проходим. Все, что выше, мы видим, только когда хотим рассмотреть детали. Или полюбоваться пейзажем. А для этого нужно время, которого всегда не хватает.

Наверное, поэтому барельеф, которым украшена центральная башня рыбинских шлюзов, описывают в основном путешественники, те, кто в праздном любопытстве рассматривает это монументальное сооружение изнутри, во время шлюзования корабля. Те же, кто едет мимо на автобусах и автомобилях (ходить по шлюзам как-то не принято), не замечают изображение Стеньки Разина со товарищи. А между тем это — единственное лепное украшение всего гидротехнического комплекса, построенного накануне войны, весной 1941 года.

Почему на барельефе изображен именно легендарный атаман? Не звезды-серпы-молоты, не профили вождей, что было бы вполне логично для того времени. Никакой исторической параллели найти невозможно — Разин, конечно, ходил по Волге в 60-х годах ХVII века, и хазарскую княжну топил в волжской воде, и кровью залил реку, не щадя ни врагов, ни друзей. Но все это — гораздо ниже Рыбинска по течению Волги. И уж если ставить памятники атаману, то где-нибудь в районе Ульяновска, где Стенька Разин проиграл свою последнюю битву за вольную волю.

Однако и нашему барельефу можно попытаться найти объяснение.

Советская власть накануне войны очень нуждалась в собственной идеологии и в собственных «святых мучениках» за народное счастье.

Среди таковых оказался и Стенька Разин. Собственно, к этому времени образ народного защитника уже был сложен, и в народной памяти стерлись кровь и жестокость, сопровождавшая вольницу атамана-бунтаря. А вот как описывает его историк ХIХ века Николай Костомаров, опираясь на свидетельства современников:

«…своенравный и непостоянный, и вместе с тем неуклонный в принятом намерении, то мрачный и суровый, то разгульный до бешенства, то преданный пьянству и кутежу, то способный с нечеловеческим терпением переносить всякие лишения… Жестокий и кровожадный, он забавлялся как чужими, так и своими собственными страданиями… Сострадание, честь, великодушие были ему незнакомы. Это был выродок неудачного склада общества; местью и ненавистью к этому обществу было проникнуто все его существо».

Местью и ненавистью было проникнуто и строительство рыбинских шлюзов. О недостижимой свободе мечтали узники Волголага, с нечеловеческим терпением перенося лишения и возводя под жесткой охраной могучее волжское сооружение. Но трудно представить, что струг Стеньки Разина появился на стене шлюза по воле заключенных.

Хотя это — самый очевидный вариант. Наверное, у рыбинского барельефа был автор, художник, чей эскиз утверждали партийные деятели. И так совпало: вечная мечта русского человека о свободе и образ атамана-вольнодумца, одобренный советской идеологией, мирно объединились и очень уместно разместились на центральной башне шлюзов. Мечта о вольнице на Руси всегда была связана с людскими муками и реками крови.

Средняя температура по вокзалу

Что нужно знать в первую очередь пассажиру железнодорожного поезда, прибывшему на рыбинский вокзал? Конечно, время и температуру воздуха! По крайней мере, так считали те, кто водрузил на входе со стороны перрона часы и термометр. Ну, с часами все более-менее понятно. Время прибытия, время отправления…

Точность для железной дороги — старинный обычай. А вот зачем измерять температуру окружающей среды на вокзале — можно только предположить. Например, для удобства приезжающих. Вышел из вагона, взглянул на термометр и… достал из чемодана тулуп? Или сел обратно в вагон и поехал дальше, потому как температура для пребывания в Рыбинске не самая комфортная? В общем, как-то не складывается разумное объяснение наличия измерительного прибора на самом почетном месте фасада. Очевидно, лежит оно в иных плоскостях.

Начало двадцатого века. Технический прогресс в разгаре. Возведение замков, особняков и церквей становится не единственной задачей. Необходимы заводы, почты, вокзалы. В их строительстве используются новые материалы: сталь, бетон, стекло. Расцветает модерн — новый, «продвинутый» архитектурный стиль, в котором используются, помимо прочего, достижения науки и техники.

Конечно, уличный термометр назвать современным открытием даже для тех времен было нельзя. История термодинамики началась еще в ХVI веке, когда Галилео Галилей создал первый прибор для наблюдений за изменениями температуры. А современную форму термометру придал Фаренгейт, описав способ его изготовления в 1723 г. Так что новаторство тех, кто пристроил термометр над входом, заключается скорее в использовании прибора как элемента практичного декора здания.

Архитектором рыбинского железнодорожного вокзала, построенного в 1905 году, был Сима Минаш. Это он спроектировал монументальное, помпезное, богато украшенное и удобное в соответствии с функциональным назначением здание. По крайней мере, испытание временем вокзал выдержал достойно. Больше ста лет он справлялся с потоком пассажиров, обеспечивал вполне комфортное ожидание поездов, выдерживал летние пики активности туристов.

А что же термометр? Был ли он современником Симы Минаша или появился в более позднее время? Специалисты утверждают, что этот элемент практического декора отнюдь не характерен для модерна начала ХХ века и установлен он был уже при социализме. Но старые работники вокзала убеждены: «в нашей жизни» все на здании вокзала осталось неприкосновенным и ничего нового не появлялось.

Впрочем, сегодня споры о происхождении этого железнодорожного термометра становятся бессмысленными. О точности находящегося на солнце, дожде и морозе прибора говорить просто неприлично. Да и разглядеть шкалу градусов может только вооруженный биноклем пассажир.

А в наш век тотальной компьютеризации уличный термометр окончательно потерял свою актуальность, оставаясь малопрактичным, скромным и незаметным элементом декора. И можно только гадать, сможет ли он пережить предстоящую реконструкцию здания железнодорожного вокзала в Рыбинске?

На страже углов

К весне в Рыбинске в купеческих амбарах скапливались тысячи тонн муки, зерна, прочей провизии. Купцы фрахтовали суда, заключали сделки с судопромышленниками, готовили товар к долгому пути. Сделки совершали в Мучном гостином дворе.

Тысячи телег, запряженных лошадьми, заезжали на территорию рынка, десятки тысяч колес оставляли свои следы на песчаной площади двора. Углов — помех для движения — было небывалое количество! Здание Мучного двора, кирпичное, двухэтажное, в начале ХIХ века было построено в виде каре, с галереей по нижнему этажу. К концу столетия двор перестроили, вдоль линии по улице Крестовой появились навесы на чугунных столбах.

Это еще больше усложнило маневры многочисленных телег. Каждый угол — опасность для колеса. Каждое колесо — потенциальный противник здания. Красный кирпич хрупкий, под ударами быстро крошится и ломается.

Дабы избежать взаимного ущерба, на каждом углу здания Гостиного двора стояли отбойные камни. Столбики по колено высотой, обточенные речные валуны. Только они могли спасти стены здания от лишних ударов и показать вознице точные границы предназначенной ему дороги. Горе тому, кто задел колесом отбойный столб — речные булыжники крепче красного кирпича. Но стенам — сплошная радость, на страже их сохранности камни стояли «насмерть».

Сколько ударов выдержали отбойные камни, сохранившиеся до наших дней на входе в бывший Мучной гостиный двор — ныне Мытный рынок? Тысячи? Миллионы? Эти свидетели торговли, шедшей на рынке с начала ХIХ века, стерты временем, часть их погребена под слоем асфальта.

Но стражи углов и стен стоят и сегодня. Одному повезло больше — его размеры почти не пострадали. Во втором трудно узнать крепкого охранника — он врос в землю наполовину. От третьего современника ХIХ века остался лишь каменный след — его время не пощадило. Да и без дела, очевидно, стоять неинтересно, от долгой скуки рассыпаются даже речные камни.