Мнение 14 сентября 2011 12:37

Честное слово

12 сентября исполнилось 34 года Рыбинскому УВД. Мы поговорили с начальником полиции, полковником Олегом Васильевым.

— Олег Алексеевич, почему вы пошли работать в органы внутренних дел?
— Я принадлежу к поколению тех людей, которым понятия сознательность, ответственность, справедливость прививали с детства. Я верил в неотвратимость наказания и был согласен с известным выражением: «Вор должен сидеть в тюрьме». Без доли романтики, конечно, тоже не обошлось. Фильмы, сериалы, книги в определенной мере сказались на профессиональном ориентировании. Кроме того, на выбор серьезно повлияла армия. Там я понял, что такое дисциплина и порядок, поэтому после увольнения сразу поступил в школу милиции и пришел в органы оперуполномоченным отдела уголовного розыска.

— Кого считаете своими учителями?
— Всех своих старших коллег и непосредственных руководителей: Александра Киселева, Владимира Ильина, Владимира Соколова и многих других, кто заложил те традиции, которые мы до сих пор храним и совершенствуем в соответствии с современными реалиями.

— В сознании обывателя уголовный розыск — самое опасное подразделение милиции, связанное с каждодневным риском для жизни. Подвергались ли вы угрозам за время работы?
— Бывало всякое. Но нужно иметь в виду, что опер — это не герой из фильмов, который только бегает, стреляет и задерживает. Это человек, в первую очередь думающий головой. Его работа связана с посещением заведомо опасных мест и общением с опасными людьми — рецидивистами, убийцами, маньяками.

— Вас, наверно, сложно чем-либо шокировать? Вероятно, всего уже насмотрелись…
— Было все — от бытовых убийств до серийных преступлений, поэтому меня действительно уже сложно чем-либо шокировать, но особенно нервно я воспринимал волну заказных убийств в 90-х годах. Меня удивляло и возмущало, почему система ничего не может с ними сделать. Порой мы знали, кто исполнитель и заказчик, но в силу меняющихся законов не могли доказать вину и посадить преступников. С другой стороны, это стимулировало, вызывало определенную профессиональную злость: мы все равно доберемся, докажем и накажем.

— Вы 24 года в органах. По вашему опыту, как изменился преступник?
— Преступник, в широком понимании, никогда не изменится, потому что это человек, который противопоставляет себя обществу и преследует одну основную цель — нажиться. А вот общество, законы, система меняются. Совершенствуется и преступник, он становится умнее, хитрее, подстраивает свое поведение под определенную законодательную базу, чтобы избежать уголовной ответственности. Если отвечать на вопрос: легче ли стало работать? — я определенно заявляю: «Тяжелее!». Раньше и преступлений было меньше, и их составы были другими. Сейчас появились новые категории, такие как экстремизм, конфликты на межнациональной и религиозной почве. Скажу откровенно, они могли бы быть и у нас в городе, но мы работаем, сохраняя ситуацию стабильной.

— Тем не менее, городские стены хранят призывы вполне конкретного характера: «Россия для русских»…
— Граффити подобного содержания — бездумные хулиганские проявления несформировавшегося сознания. Задерживаем автора, беседуем и выясняется, что он сам не понимает, что пишет, а среди друзей и близких родственников у него есть и евреи, и мусульмане, и, в общем-то, он ничего против других наций и вероисповеданий не имеет.

— Какую критическую точку вы бы отметили, когда отношение к сотруднику милиции стало меняться в негативную сторону. То есть когда уважаемого и почитаемого дядю Степу сменил нарицательный мент?
— Для определенной категории граждан и дядя Степа был ментом. Всегда есть тот слой общества, для которого сотрудник правоохранительных органов является отрицательной фигурой.

Определенный год, когда стало меняться массовое сознание, я не выделю, однако эта тенденция во многом совпадает с периодом демократизации общества.

С середины 90-х годов началась либерализация, стало меняться законодательство, появились частные охранные структуры и службы безопасности. Я как оперативный сотрудник отмечу время, когда адвокаты стали предоставляться не с момента предъявления обвинения, а с момента задержания.

От милиции стали абстрагироваться, а мы законодательно не были защищены в части полномочий. К примеру, нам нужно было пройти на какое-либо предприятие, там своя охрана, а у нас нет законных прав на беспрепятственный проход. Все это порождало со стороны определенной части населения ощущение вседозволенности.

— И того, что вы беспомощны…
…Все верно. Раз, с милицией поступили так, два, значит, она ничего не может. Но нельзя сказать, что большая часть населения стала негативно относиться к органам правопорядка. Куда обращаются граждане в первую очередь со всеми своими бедами, в том числе с коммунальными и межличностными? В милицию, а теперь в полицию. Это говорит об уровне доверия. Многие видят те усилия, которые приходится прилагать сотруднику органов внутренних дел, его режим работы, отношение к службе и в итоге задаются вопросом: за что критиковать?

— Давайте не будем обобщать. Не такие уж сотрудники правоохранительных органов жертвы, невинно оклеветанные продажными СМИ. Куда деть факты коррупции, злоупотребления служебным положением, реальные преступления, в конце концов? Зачем тогда нужна реформа, провозглашающая своей задачей изменение отношения общества к сотрудникам полиции.
— Отчасти я согласен, что поводов для критики было достаточно. Возможно, я сейчас развею многолетний миф, но и раньше примеров коррупции, правонарушений и преступлений хватало. Другой вопрос, что все это сейчас можно активно афишировать, в отличие от советских времен. Конечно, подобные проблемы нужно поднимать и бороться с ними, но неплохо было бы понимать и их причины.

— Какие, например?
— И социальные, и материальные, и кадровые. Если в начале 90-х в органы пришли военные, которые существенно усилили кадровый потенциал и сейчас работают на руководящих должностях, то кого мы набирали в середине 90-х? Коммерческим становилось все, кроме нашей зарплаты, сотрудникам гораздо выгоднее было уйти в службу безопасности…

— …Или в криминальные структуры.
— Лично я мало кого знаю, кто ушел туда из рыбинского УВД, а кто и ушел, надолго в сомнительных кругах не задержался. В конце 90-х годов мы имели очень большой некомплект среди личного состава, и нам предрекали, что будет еще хуже. Но все нормализовалось, мы набрали сотрудников, научили их работать и показатели при этом всегда держали. В двухтысячных годах появилась стабильность, и мы привыкли к работе в новых условиях.

— Прошла реформа, можно ли сказать, что наше управление ее пережило?
— Как сказал министр внутренних дел Рашид Нургалиев, это только начало реформы и говорить о результатах рано. Сейчас произошло сокращение личного состава — оптимизация, целью которой было избавление от лишних функций и более эффективное перераспределение обязанностей.

— Недавняя встреча населения с начальником областной полиции Сергеем Шмулявцевым уже показала, что для горожан и жителей района оптимизация обернулась нехваткой участковых, которые теперь обслуживают огромные территории.
— У нас действительно произошло сокращение участковых уполномоченных. Если на 1 июля их было 90 человек, то на 1 сентября — 75. Однако по основному приказу участковый должен обслуживать 3,5 тысячи человек. Мы в этот норматив укладываемся. Но если имеющейся численности будет недостаточно, то, как сказал министр, в подзаконные акты внесут изменения. Кроме того, на помощь сотрудникам должна прийти техника, новые научные и информационные решения. Повсеместно должно устанавливаться видеонаблюдение, тревожные кнопки, различные системы охраны и многое другое.

— Все это должно быть, но когда — неизвестно, а люди уже сейчас не могут застать участкового на месте.
— Конечно, по каждому случаю нужно разбираться отдельно. Гражданин может позвонить по телефону доверия, записаться на прием к руководству управления. Со всей ответственностью заявляю, ни одна жалоба не останется без внимания. На место преступления, согласно нашим ведомственным приказам, мы должны прибывать в кратчайшие сроки.

— Ну нереально за 7 минут доехать от Копаева до Слипа…
— А мы успеваем. В управлении проводятся служебные учения на предмет реагирования, нас проверяют областные руководители. Я не могу сказать, что все идеально. Разумеется, нам хотелось бы всего и побольше: сотрудников, машин, запчастей и т. д. Но этого нет ни в одной стране мира, а мы уже сейчас наблюдаем резкое сокращение всех видов преступлений, в том числе тяжких и особо тяжких. Всего за 8 месяцев этого года зарегистрировано 1984 преступления, за аналогичный период прошлого года их было 2796. Снижение очевидно. Растет процент раскрытых преступлений. По убийствам и изнасилованиям у нас уже который год подряд 100% раскрываемость. Главной головной болью остаются дачные кражи, но это связано еще и с тем, что такого количества садоводческих массивов нет больше нигде в области.

— Странно слышать, что преступлений становится меньше. По сводкам проходят такие кошмарные сообщения, что волосы дыбом встают. То дочь «заказывает» своих родителей, то молодой парень насилует и убивает маленькую девочку, недавно был случай нападения на 8-летних школьниц. Мир летит с катушек?
— Вы выхватываете из общего криминального контекста отдельные резонансные преступления и начинаете делать выводы.

— Но раньше же ничего подобного не было?
— Разочарую вас — было. И серийные убийцы, орудовавшие в городе именно до 90-х годов, и педофилия, которую сейчас так активно затрагивают. Стоит только поднять документальную хронику и становится ясно — все это было, в тех же объемах, масштабах и количествах, только говорить об этом было нельзя.

— Теперь главным критерием оценки вашей деятельности будет общественное мнение. Но людское сознание нельзя переключить по щелчку, его не перестроить, поменяв первые буквы, да и ругать всегда проще, чем хвалить. А ведь народное мнение будет служить основанием для увольнения сотрудников. Не станете ли вы заложниками стереотипов?

— Сейчас за нами установлен общественный контроль, правительством провозглашена партнерская модель отношений. Я считаю, что каждому сотруднику, который работает с законопослушными, добросовестными гражданами, необходимо оказать им максимально квалифицированную помощь, больше ничего изобретать не нужно.

Нельзя создавать видимость работы, люди должны видеть конкретные действия с нашей стороны, убеждаться, что мы прилагаем все усилия, задействуем силы и средства для решения их проблем. Оценка не заставит себя долго ждать. Как будет на деле проходить мониторинг, какие слои населения будут в нем участвовать, пока неизвестно, но, вероятно, аналитики продумают методику с учетом здравого смысла. Все же понимают, что наша основная задача не улыбаться, а бороться с преступностью.

— Спасибо вам, Олег Алексеевич, за этот честный разговор. Наверняка, в честь праздника у вас есть что сказать и своим коллегам.
— Прежде всего хочу обратиться к нашим ветеранам. Мы хорошо знаем и помним вас, много лет жизни посвятивших тому, чтобы в нашем городе соблюдались законы. Мы также знаем, что многие из вас, пребывая на заслуженном отдыхе, продолжают помогать своим родным службам и подразделениям, хранят лучшие традиции российской милиции. Я хочу поздравить всех сотрудников с днем создания в Рыбинске управления внутренних дел, которое сейчас в очередной раз поменяло свое название и стало Рыбинским межмуниципальным управлением МВД России. Желаю как можно дольше оставаться в строю, принимать активное участие в жизни управления и становлении новой российской полиции в нашем городе! Хорошего настроения, здоровья, оптимизма!