«Дом, мой милый дом!» Это не про серое, мрачное, лишенное архитектурных излишеств здание под номером 7 на улице Чкалова. В этом доме не хочется жить, спать, работать. Сегодня. И это — ключевое слово, потому что далеко не факт, что таким же был он и сто лет назад, когда принадлежал богатому рыбинскому купцу и щедрому благотворителю Николаю Живущеву.
Впрочем, существенных изменений, помимо потрепанности временем и усилиями людей, быть, наверное, не может. Прямоугольная двухэтажная коробка с рядами простых окон, вытянутые вертикально линии более чем скромного декора.
Да, в нем не хочется жить. Но на него хочется смотреть. Есть в этом здании некий брутальный магнетизм, который заставляет захотеть потрогать облицованную рустиком поверхность стены, погладить нанесенные временем раны-сколы, рассмотреть морды лепных львов над окнами и прямолинейно-прямоугольный орнамент, напоминающий египетские мотивы. А может, вовсе не египетские, а загадочные рисунки пустыни Наска, оставшиеся от древних перуанских индейцев.
Рустиковая штукатурка, как рельефная кладка грубо отесанного камня, разбивает стены дома на вертикальные полосы, создавая впечатление мощи. И одновременно оживляет серые тона игрой света и тени.
Где подсмотрел архитектор эту кажущуюся простоту? У древних римлян, которые впервые употребили неотесанные камни для архитектурных частей, долженствующих производить впечатление массивности и прочности? Или у мастеров эпохи Возрождения, что лепили подделку ноздреватому и как бы проточенному червями известковому туфу? А может, в пику кучерявому декору соседей сделал он этот вытянувшийся ввысь фасад? И добился-таки выразительности — в сочетании вертикальных линий гладких и рустованных поверхностей, которые визуально объединяют два этажа, делают фасад цельным, увеличивают высоту здания.
И страж дома — лев — образ царственности и воплощение героического начала. И прямые углы декора. И еще – следы плиточной облицовки. Это все, что украшает бывший особняк на ул. Чкалова.
Как далек дом Живущева от классических творений Росси. Как отличен от провинциального ампира, столь любимого рыбинским купечеством. И как притягателен он своей приземленностью: слегка неотесанной, нарочито мрачной и вызывающе мощной.