новости 28 декабря 2011 12:51

Живой труп, он же — Дед Мороз

На сцене Рыбинского драматического театра показали новогоднюю комедию. О том, как гуманизм побеждает семейные дрязги и даже смерть.

Календарный год в драматическом театре завершается спектаклем «Шутки в глухомани» по пьесе Игоря Муренко, новосибирского телеведущего и модного ныне драматурга. Режиссер Антон Неробов уверяет в афише, что это новогодняя комедия. А значит, по закону жанра должны быть чудеса и приключения. То есть почти что сказка. Впрочем, так оно и есть.

Действие начинается в деревенском доме, где хозяйка — колоритная бабуся в платочке (актриса Галина Воробьева) вместе с невесткой (Мария Сельчихина) поджидает из районной больницы младшего сына. Всего, как в сказке, у нее их три. Старший Виктор (Юрий Задиранов) — «умный детина», в свое время даже был председателем колхоза, но злопамятный — уж десять лет как не разговаривает с младшим Санькой. Средний Николай (Леонид Пантин) — «и так и сяк»: городской, тоже был в каких-то управленцах, но запойный. «Младший вовсе был дурак» — это про Саньку (Владимир Калюкин), он работает в пожарке, поколачивает жену, хотя, в общем-то, мужичок добродушный. Его-то возвращения с обследования и ждут женщины. Но вместо него — что за диво! — на пороге появляется брат Николай с бывшей женой (Наталия Грацианова) и… с траурным венком — Санька умер. Тут-то и начинается кутерьма.

Родственники, годами не общающиеся друг с другом, затаившие вражду, собираются на «похороны» младшего брата. Но главное — появляется… и сам Санька. Оказывается, его хоронят по недоразумению. Сметливый мужичок решает проверить, сильно ли любит его жена да как к нему относятся в деревне, и, не поморщившись, ложится в гроб. Лжепоминки заводят действие в разухабистую колею комедии положений. Открывается, что Виктор изменяет жене, откуда-то из метели появляется знаменитый киноартист Самсон Стручков (Эдуард Иванов), почему-то в майке под пальто, а «живой труп» таинственным образом пропадает из гроба, шокируя всех. И под конец в дом заявляется Дед Мороз с кавказским акцентом. Словом, с каждой новой сценой абсурд крепчает, и «поминки» стремительно скатываются в такую же нелепую свадьбу. А между тем огромное колесо на театральном заднике напоминает нам, как неумолимо время, как коротко расстояние от неваляшки до домовины — двух полюсов сцены и бытия. И звездное небо у актеров над головою словно намекает, что есть еще и внутренний закон внутри нас.

Режиссер эпохи торжествующего постмодерна привык ставить спектакли, как многослойные пироги. На этот раз за основу он взял пьесу Муренко о «расейской» действительности и сдобрил ее новыми ингредиентами из классиков и современников… Так, сначала он награждает странного актера хитом рунета про комбайнеров (из репертуара Игоря Растеряева, антигламурного «героя нашего времени»), а потом ультралиричным монологом о смысле жизни, где уж больно слышны интонации лермонтовского Печорина.

Жизнь «далеко от больших городов, там, где нет дорогих бутиков» иная. Здесь искренне любят, злятся, ненавидят, верят в добро, жалеют «психических». Глухомань — это наше природное, человеческое, настоящее. Потому и игра актеров (кроме роли Стручкова, кому сие положено) подчеркнуто лишена манерности. Правда, некоторым артистам для воплощения своих образов все-таки не хватает красок. Но это уж точно не о Галине Воробьевой, так перевоплотившейся в бабусю (и говорок, и плавные жесты, и даже взгляды), будто она всю жизнь провела между печкой и огородом. Заставляет себе верить и главный герой в исполнении Володи Калюкина, и вечно нетрезвый братко Николай Лёни Пантина. В антракте зрители обсуждали игру актрисы Натальи Левиной, натуралистично и трогательно сыгравшую ненормальную девочку Наташку. Роль даже не второго, а третьего плана, почти без слов, и такой рельефный образ. К слову, в спектакле немало любопытных актерских находок.

«Шутки в глухомани» очень и очень смешные (зал рыдает от смеха), но не веселые. Фирменный юмор от Неробова — чистый, ироничный и почти всегда с горьким послевкусием. Глухомань в его постановке — понятие не столько географическое, сколько содержательное, отчасти даже философское. При всей подчеркнутой «бытовухе» — водке, банках с огурцами, пьяных посиделках — деревня — место особое, едва ли не фантастическое. Такое, где все модные, гламурные, рейтинговые и прочие фейки, подменяющие настоящую жизнь, «вынесены за скобки» существования. Боги масскульта — здесь лишь карикатурные тени. «Дорогой мой Брэд Питт», — обливается слезами жена Виктора Шура (Людмила Храновская), читая любовные письма городской зазнобы к ее благоверному — пенсионеру «со стажем». Культ столичной звезды тоже безжалостно развенчивается — за «гордостью мирового кинематографа» Стручковым приезжает санитар в шапке-петушке из местной психбольницы.

Но так или иначе, в итоге под бой курантов все оказываются за одним столом: заклятые братья, бывшие супруги, санитар и «психические». В последние минуты уходящего года все прощают друг друга и мирятся — в лучших традициях рождественских историй. Режиссер настолько внял презумпции добра, что подарил залу «хеппи энд», «помиловав» своих героев (а ведь в оригинале пьесы финал омрачается самоубийством одного из братьев). Но на то она и глухомань, чтобы жить по своим законам и верить в лучшее.