Откуда вырастает талант и берет начало искусство? Учителя, среда обитания, врожденные способности?.. Наш корреспондент попытался выяснить это, побывав в мастерской Валерия Цаплина, заслуженного художника России. Впрочем, просто художника. Настоящего.
В ярославской мастерской у Валерия Цаплина все завешено, заставлено и заложено картинами. Разной степени готовности и размера, но большей частью довольно внушительными. Они везде: до самого потолка и даже на полу. Буйными лианами, цветами и плодами в духе старых мастеров увиты даже шкаф и табурет.
Фантастические сюжеты, торжественность, нарядность, сочные богатые цвета — словно попадаешь… так и напрашивается «в рай». Наверно, таким представляли его живописцы 15-16 веков вроде фра Беато Анжелико. Параллель не случайная.
Эта эпоха особенно близка рыбинскому художнику Валерию Цаплину: тогда творилось настоящее искусство, еще не соблазнившееся авангардными «измами». Но откуда эта любовь и верность искусству?
Валерий Цаплин родился в Рыбинске и здесь впервые взял в руки кисть. «Художественная школа дала очень сильный толчок, — рассказывает художник. — Учился я у Петра Владимировича Потурая. Фактически это он и заинтересовал меня искусством, открыл глаза на жизнь. Он как педагог много поколений воспитал, и его лепта в культурное развитие города действительно велика. В школу я бежал с большим желанием. Отношения внутри коллектива всегда были теплые, все были оптимистически настроены. И здесь у меня появился серьезный настрой, что я и дальше наверняка займусь этим делом».
Романтик и фантазер, он еще в школьные годы ставил перед собой большие и неординарные цели и добивался их столь же неординарным способом. В детстве с другом Володей Бутусовым (ныне преподавателем художественного училища в Ярославле) собственноручно собирали подзорные трубы, добивались 24-кратного увеличения, чтобы смотреть на звезды. Это тоже из разряда упертости.
Однако Валерий считает, что дело не только в талантах педагогов и настойчивости ученика. Повезло с самим городом.
«Рыбинск я считаю творческим городом. Это колыбель многих творческих личностей, представителей классики. Именно классика держала состояние величия этого города, пусть он и небольшой. Особая аура — вот что отличает Рыбинск среди десятков других поволжских городов. Конечно, он пережил немало бед: и войны, и время репрессий, когда много мудрых, образованных людей погибло в ГУЛАГе, на строительстве ГЭС, шлюзов. На меня всегда производит ужасающее впечатление тот момент, когда теплоход проходит через шлюзы. Аура весомости, суровости, тяжести мокрых стен с мощными металлическими кольцами, которые, как колокола, бряцают о стену. Я замечал, что в это время воцаряется абсолютная, мертвая тишина — как минута молчания.
Вспомните, как формировалась Рыбная слобода, столица бурлаков. Трудом с потом и кровью. Рыбинск — город всегда на преодолении. Но при этом город теплый, и у людей юмор сохранился, слава богу. Здесь есть свои места силы. Волга в первую очередь. Шексна: когда я ловил там рыбу, нравился ажур живой воды. Любил бывать за ГЭС: тишина и покой настолько впечатляли, наступало полное отрешение от суеты, будто ты где-то в космосе. Поэтому я бы не сказал, что у Рыбинска мрачная аура. Она убедительная. Она заставляет людей быть твердыми на пути к своей цели, упертыми. Люди, которые уверены в себе, добиваются многих результатов».
Отчасти — это художник и о себе. В Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры им. Репина он поступил лишь на третий раз. А на третьем курсе Репинки молодого художника отправили на практику. Но не куда-нибудь в тихонькое, уютное Абрамцево. А на корабль, бороздящий просторы ледяных морей, за тысячи километров от дома, да и вообще от того, что мы привыкли называть цивилизацией. Словом, в Арктику. Там он с таким же другом-студентом писал портреты морских волков, вглядывался в снежную красоту арктических пустынь и прочие прелести суровой природы. Однажды молодой художник наглядно убедился в силе прекрасного.
«Наш корабль стоял на припае. Гуляя по окрестностям, я нашел красивый цветок — плотный розовый бутон, короткая ножка. Заинтересовался. Принес его в каюту, поставил в пластмассовой емкости на радиоприемник. И забыл про него. А спустя какое-то время решил проверить: жив ли цветок? И к своему удивлению, не мог оторвать его от приемника. Пробирка разорвана, а корни его проросли прямо в приемник. Потом уже мне сказали, что это камнеломка. В природе она растет в суровых условиях, на голых камнях».
Искусство в России — тоже камнеломка. Яркое, привлекательное. И удивительно живучее. Не благодаря, а почти всегда вопреки. «Духом окрепнем в борьбе» — это как раз про русских художников. «Европа держится на искусстве, там и со стороны жителей, и со стороны государства читается уважение к нему. А у нас — далеко не надо ходить — есть примеры того, что художники не нужны…» — Валерий грустно улыбается. А у меня в памяти всплывает недавний скандал в Ярославле вокруг продажи муниципальных мастерских и выдворения художников на улицу, баррикад со стороны последних.
«Баснописец Крылов писал басню о свинье под дубом, подъедавшей корешки дерева, от которого питалась желудями, — продолжает художник. — У нас в отношении искусства такая же политика. Чиновники выбирают машину покрасивее, костюмчик с галстучком, домик. А кто это делает, проектирует все эти вещи? Художники, дизайнеры. Но их не ценят». Однако и старушка-Европа не вполне здорова. Родина классического искусства, похоже, не прошла проверку авангардом. «Там его — засилье, причем очень слабого уровня, — отмечает художник. — Классическое искусство сейчас — вымирающий вид. Это очень плохо, так как гибнут образцы».
Другую беду художник видит в том, что на уровне государства наша культура срослась с идеологией. «Ну представьте: Леонардо да Винчи сидит на лекции по марксистско-ленинской теории, и в Союз художников его еще не взяли. Ну это же абсурд полный. Или: Леонардо да Винчи — народный художник. Да он просто художник!» — иронизирует Цаплин.
Художник в наши дни, как участник реалити-шоу «Остаться в живых», постоянно в борьбе. Сильного ждет победа. А слабого — смерть — творческая. Заказы, признание, материальное вознаграждение могут появиться только вместе с определенным уровнем мастерства, уверен Валерий Цаплин. Творчество, по его твердому убеждению, — труд. Постоянный и нелегкий.
«Рабочий день у меня начинается в пять утра, — говорит он. — Даже если я хожу по городу, я постоянно на работе: смотрю на людей, во что они одеты, как падает освещение… Меня все интересует. Художнику необходима хорошая практика и желание приблизиться к исполнительскому абсолюту. Если нет крепкой академической школы, то любое творчество — это лодка без весел. Отсюда много плачевных случаев. Если художник начинает работать на потребу дня — лишь бы продать наверняка и быстро, это превращается в привычку. Неизбежно падает уровень мастерства — до лавочного, а соответственно и цены на работы».
Рассуждая о творчестве, художник не стесняется говорить о деньгах. Это хлеб, который кормит. Истории о непризнанных и голодных гениях — большей частью лишь оправдание собственной несостоятельности. При этом Валерий Цаплин не скрывает, что профессиональные умения нужно уметь сочетать с коммерческими. И это тоже не просто.
«Почему Трамзин Василий Васильевич интересен нам до сих пор, почему он художник на все времена? — интригует собеседник. — Он нашел своего конька — нарядные, живые пейзажи, торжество в природе. Это ощущение он сохранил до конца своих дней и потому писал, как молодой». А начинающим художникам Валерий Цаплин дает три простых совета, как своему сыну, который в этом году заканчивает Ярославское художественное училище: «Результаты не заставят себя ждать, если будешь требовательным к себе. Еще — смотреть, смотреть и смотреть книги по искусству, посещать музеи, галереи, потому что старых мастеров надо знать. И, наконец, никого не слушать и наращивать школу исполнения».
Между тем классика в понимании рыбинского мастера — это не динозавр, она не терпит окаменелостей. Валерий Цаплин постоянно экспериментирует: и с материалом, и с техникой, и с формой — с чем угодно.
В живописи использует приемы графики. Работает не только кистью, но также пальцами и даже тряпкой. Его изобретение — треугольные и шестигранные картины.
«Почему бы и нет? Я люблю такие штуки!» — улыбается художник. Работает он много и быстро, одновременно на нескольких холстах. Но вот широкой публике его новые картины не известны. Выставка все откладывается, а последний альбом с работами вышел уже с десяток лет назад. «С тех пор много, конечно, картин накопилось. Жанровые работы, натюрморты, графика — целая папка, плотно набитая, стоит. Материал для новой книги собран. Осталось только издать».