Мнение 15 мая 2013

Забыть невозможно…

О Великой Отечественной вспоминает жительница Рыбинска Надежда Белова, ветеран труда

Я родилась в 1931 году в Череповце Вологодской области. В Рыбинск меня привезли осенью 1936 года. Мы жили в районе поселка Мариевка, который располагался на реке Черемухе. Жили в доме барачного типа, который относился к военному складу № 34, там работали мои родители. В одной половине дома было мужское общежитие, в другой — в отдельных комнатах жили семьи рабочих. Все являлись работниками военного склада № 34. В доме была общая кухня, где могли готовить обеды на большой плите. Здесь же общались друг с другом после работы.

Мы жили в одной из 15-метровых комнат — отец, мать, я и братишка, он родился в октябре 1937 года. Меня отдали в детский садик, который находился недалеко от нас. Туда ходили только дети работников склада № 34. Мне очень нравилось там! Очень вкусно кормили, проводили интересные и веселые праздники. У нас была хорошая, добрая заведующая — Татьяна Сергеевна Коршунова. Детский сад не был огорожен забором. На прогулке мы гуляли в невысоком леске, расположенном рядом. Воспитательница брала с собой патефон с пластинками. Когда нужно было возвращаться с прогулки на обед, она заводила патефон, и мы шли на музыку. Перед обедом нам устраивали теплый душ. Рядом с садиком был сосновый бор. Он, кстати, еще и сейчас сохранился у стадиона «Звезда» в Мариевке. Я иногда захожу туда, вижу две старые сосны, вспоминаю, как между ними нянечки и воспитатели натягивали веревку на нужную высоту, подвешивали на нее продолговатый таз с дырочками на дне. Сверху в таз наливали воду и дети принимали импровизированный душ.

Иногда с Ириной Алексеевной, воспитательницей старшей группы, после завтрака мы ходили на аэродром через поле, мимо деревни Киселихи, чтобы посмотреть на самолеты. Нашей группе показывали ангар, где стояли небольшие самолеты. У Ирины Алексеевны среди пилотов были друзья. Она просила, чтобы нас, ребят, покатали по летному полю. Летчики шутили, что катать будут только тех, у кого «несопливый нос». Я с восторгом вспоминаю этот случай.

Хорошие были воспитатели в садике. Они водили нас, старшую группу, на Черемуху со стороны стадиона, около деревни Суховское. Лета в то время стояли жаркие (1938 — 1939). Река была очень чистая, дно песчаное. У нас были ситцевые цветные трусики на лямочках, мы в них и купались. Пока шли до садика, они высыхали. А дальше — самодельный душ между соснами. Детство мое в это время было счастливое!

На учебу в первый класс принимали после 8 лет. Но мне не удалось пойти в школу в эти годы, так как младшему братишке Вале в это время было всего 2 годика. В детсад его не брали по возрасту, а нянечку для него не могли найти, и мне пришлось сидеть с ним. Но подружки Фира Чистякова, Надя Иванова и другие из соседних домов после школы занимались со мной.

В сентябре 1940 года я наконец пошла в первый класс школы № 6. Это была замечательная школа, трехэтажная, находилась она рядом с пивоваренным заводом, построенным еще до революции. Брата Валю (ему было уже почти 3 года) взяли в детский сад. Хорошо запомнила этот день — 1 сентября 1940 года. Мы все нарядные (школьной формы у нас еще не было) с новыми портфелями. Нас посадили за парты, а родители стояли рядом. Ольга Николаевна, наша учительница, подходила к нам и каждого спрашивала, кто кем хочет стать. Мы отвечали: летчиками или учителями. Я тоже хотела быть учителем.

Когда мы пришли на следующий год в школу, уже шла Великая Отечественная война. Мы подошли к зданию и увидели, что все парты — во дворе. В школе уже находился военный госпиталь.

И опять вспоминается детство до 1941 года. Жили небогато, но весело. Летом у нас, в Мариевке, все культурные мероприятия проходили на стадионе (сейчас стадион «Звезда»). Там была танцплощадка, летняя эстрада. Выступали артисты из нашего города, из Москвы. Даже приезжала певица Русланова с хором имени Пятницкого. Артисты цирка выступали на танцплощадке. Играл духовой оркестр, состоящий из работников склада № 34. Очень запомнился Валентин Миронов. Он учился в старших классах и играл в оркестре на трубе, очень здорово! Его родные работали на складе №34. Потом его наградили поездкой в Крым в лагерь «Артек». Он был моим соседом.

На футбольном поле часто проходили товарищеские матчи. Народу всегда было много. По выходным там устраивались торговые ярмарки со сладостями из города, даже приезжали цыгане на своих лошадях. Но нам, детям, больше всего нравилось мороженое. Его привозили в бочке. Продавец набивал металлический стаканчик мороженым, потом выталкивал содержимое и захватывал вафлями. Стоило оно 5 копеек. В то время это был деликатес для детей и для взрослых. Время было мирное, спокойное, как нам казалось.

В 1939 году началась война с белофиннами. Всеобщей мобилизации не было, но находились добровольцы, в том числе и из нашего дома № 10. Ушел на войну Михаил Грибов, молодой, неженатый, красивый, сильный. Жил он с матерью и сестрой Соней, работал на складе № 34. Я была маленькая, всего 8 лет, но навсегда запомнила день, когда все жильцы нашего дома торжественно провожали его на финскую войну. После его отъезда начальники склада, где Михаил работал, подарили его семье очень красивый комод. Для того времени это был дорогой подарок. Когда эта война закончилась, наш Миша Грибов благополучно вернулся с фронта, и мы, соседи, торжественно и с радостью встретили его живым и здоровым! А вскоре весь дом гулял на его свадьбе. В Отечественную войну он опять ушел воевать и погиб как герой.

В 1941 году нашу школу расформировали. Мы, второклассники (нам было по 9-10 лет), в другую школу перетащили волоком парты. Новое школьное заведение располагалось на той же улице, что и школа № 6, в маленьком деревянном двухэтажном здании.

Жизнь стала трудная. С продуктами было очень плохо. Сначала выдавали продуктовые книжки на семью. Хлеба не хватало. Стали открывать магазины, где его продавали по коммерческим ценам, но их было очень мало, выстраивались огромные очереди. Приходилось стоять в них с вечера. Мы, дети, сторожили очередь с вечера до утра. Потом, когда открывали магазин, была сильная давка. И мы боялись туда подходить, только смотрели, как милиция разгоняла эту огромную очередь в два квартала.

В сентябре-октябре 1941 года Рыбинск уже начали бомбить немецкие самолеты. Рано утром они прилетали и стреляли из пулеметов по очередям. Были и раненые, и убитые. Потом этот магазин как коммерческий закрыли, но он всю войну работал и обслуживал жителей по продуктовым карточкам. Он находился на улице Богдановской, ныне улица Захарова. И сейчас он стоит на этом же месте: там сейчас находится избирательная комиссия. И теперь, когда я иду по улице Захарова, смотрю на этот дом и сразу вспоминаю магазин № 45.

Мой отец ушел на фронт в сентябре 1941-го. Письма приходили редко, последнее мы получили в начале 1942 года, потом они совсем перестали приходить. В мужском общежитии было радио в виде большой черной тарелки. По нему читали письма с фронта бойцов Красной Армии своим родным и близким. Сначала сообщался номер полевой почты бойцов, которые обращались к родным и близким в тылу. Передача была по радио в одно и то же время. Я его подгадывала, приходила в общежитие, садилась на скамеечку напротив тарелки-радио, держа в руках письма отца с номерами полевой почты, и ждала, может, зачитают и его письмо.

Так и не услышала я тогда весточки от отца с фронта по радио. К сожалению, и письма с фронта не сохранились.

Отцы уходили на фронт, матери — на производство. Работали по 12 часов в сутки, иногда и больше. Мне тогда было 10 лет, училась во втором классе, но мне приходилось забирать братишку из садика. Мама возвращалась с работы в 8 часов вечера и приносила хлеб. Нам все время хотелось есть.

В такое трудное время правительство все равно думало о детях. В начале учебного года учительница сказала, что на наш класс выделили две путевки в детский санаторий, который находился в поселке Песочное на Волге. Мы пришли на пристань одни с вещичками. Нас посадили на пароход и привезли на пристань в Песочном, где нас ждал повозочный на лошади с телегой, куда погрузили наш скарб. Приехали в парковый лес, где стоял большой деревянный двухэтажный дом недалеко от реки. Как выяснилось, это был не санаторий, а большая казенная дача. Нас очень хорошо кормили, мы много гуляли. А вечером директор при керосиновых лампах играл на рояле, читал книгу о Павке Корчагине.

В это время немецкие самолеты начали бомбить Рыбинск. Из сообщений по радио мы слышали об этом и сильно плакали, боялись за наших родных. Воспитатели нас старались успокоить. Когда вернулась домой, узнала, что самолеты бомбили авиационный завод, железнодорожный мост, Копаево. Я видела город, освещенный пожарами: горели емкости с горючим, с нефтью в Копаеве. В октябре уже рано темнело, но на улице было светло от огня, который долго не могли затушить.

Часто гудела сирена, извещала о воздушной тревоге. Мы, дети, собирались на общей кухне, сидели на теплой плите. Немецкие бомбы падали на землю недалеко от железнодорожного моста. Там стояло много зениток, которые старались сбить немецкие самолеты. При взрыве бомб воздушной волной наш деревянный барак качало, и мы кубарем летели вниз. Было очень страшно. Иногда тревога поднимала нас ночью, когда мы уже спали. На нас, спящих, с потолка сыпался песок и гравий, но мать говорила нам, чтобы мы лежали и никуда не бежали.

В конце 1942 года наш барак № 10 решили расселить. Семейных перевели в шлакоблочный, а мужчин — в другое общежитие, что находилось на территории склада № 34. В наших комнатах поселили бойцов-«шубников», прибывших с фронта на отдых. Мы потом видели их в новых белых шубах, у одного из них на груди (на шубе) даже была Золотая Звезда.

После войны барак № 10 окончательно сломали. На его месте построили небольшой двухэтажный дом. Это был первый настоящий кирпичный благоустроенный дом для участников войны и ветеранов труда. Сейчас его уже нет. Он находился на горушке позади автобусной остановки.

Во время войны на складе № 34, где трудилась моя мама, работало для фронта много народу. Всех нужно было кормить. Была большая столовая, организовано огромное подсобное хозяйство: конный двор, скотный двор, выращивали овес, картошку, капусту. Убирали все в хранилище на зиму. Я в школьные каникулы работала в этом хозяйстве. Утром в правлении руководители делали разнарядку взрослым и детям: кому где работать. Разрабатывались все свободные земли вокруг. Был даже перекопан стадион, где раньше шли футбольные матчи.

Мы работали с 8 часов до часу дня. Нам в это время выдавали карточки на обед и хлебные рабочие карточки, продуктовые.

В 1945-м, когда закончилась война, я стала просить, чтобы меня взяли на постоянную работу. Начальник ОРСа (отдел рабочего снабжения) посмотрел на меня, на мою одежду… На ногах у меня были парусиновые ботинки на толстой деревянной подошве. Маме в цехе, где она трудилась, дали ордер на эти американские ботинки. Я в них и работала. Других у меня не было. Увидев это, начальник ОРСа спросил, как же я буду работать в такой обуви в холодную погоду? Он сказал, что возьмет меня в сетевязальную мастерскую, где плели из кордовых ниток неводы для ловли рыбы на Рыбинском водохранилище. Там от нашего производства работала целая бригада. Ловили для столовых рыбу, в основном плотву. Я там трудилась до 1946 года, пока по указу из Москвы не ликвидировали весь отдел рабочего снабжения.

Работая в сетевязалке, вечером ходила учиться в 5-й класс в ту же деревянную школу (теперь она уже была школой рабочей молодежи). Там было так холодно, что чернила замерзали. Я простудилась и попала в инфекционную больницу с плевритом. Больница находилась на улице М. Горького. В ней тоже было холодно, я не вылезала из-под одеяла. Дров не было, печки топили овсяной лузгой.

В 1946 году меня взяли на работу в цех. Пятый, шестой и седьмой классы я училась уже после работы. Хотелось приобрести какую-то специальность, работая в цехе с вредными условиями труда. Несколько раз бросала вечернюю школу: не выдерживала, так как работа была тяжелая. И все же хотелось дальше учиться и получить специальность. Поступила в лесной техникум, потому что там с тройками давали стипендию. Год отучилась и, побывав летом не практике в лесхозе, поняла, что это — не мое. Там надо было работать на лесозаготовках и показывать мужикам, где рубить и что рубить. Решила перейти в авиационный вечерний техникум. Закончила вечернее отделение в 1961 году. Во время учебы в авиационном техникуме меня взяли на работу в конструкторское бюро. С 1955 года по 1962 год я там и работала. Потом перевелась в производственно-технический отдел в/ч 41686. На пенсию ушла в 1991 году по списку №1. Производственный стаж — 45 лет.