За 118 дней на «Буранах» пройдено 11600 километров. Трое путешественников из Магнитогорска совершили пробег на снегоходах по всему Заполярью нашей страны. Впервые в российской истории маршрут экспедиции растянулся на 11600 километров — от Мурманска до Чукотки. Путешествие заняло четыре месяца…
В экспедиции принимали участие 3 человека на трех снегоходах «Буран МД» производства ОАО «Русская механика». Суровый, но прекрасный мир, который начинается за 70-й параллелью, Александр Табаков, Геннадий Чернуха и Евгений Бердников решили пройти зимой — неудивительно: короткого северного лета, длящегося всего несколько недель, им бы просто не хватило.
Главной особенностью путешествия стало то, что большая часть экспедиции проходила в условиях полярной ночи. Беспрецедентна и длина пройденного пути за один сезон. Маршрут проходил по Кольскому полуострову, побережью Белого моря, полуострову Ямал, Таймыру, долине Колымы и побережью ВосточноСибирского моря.
Ранее, в 2011 и 2012 годах, группа уже совершала длительные снегоходные путешествия по Енисею (2000 км) и Лене (4500 км). Все три путешествия проходили на снегоходах рыбинского производства «Буран» — не столько скоростных, сколько неприхотливых к низкокачественному горючему и ремонтопригодных в походных условиях.
— Север не место для массового проживания, — рассказывает руководитель экспедиции Александр Табаков. — Люди живут тяжелой жизнью. Никогда никто не выберется за пределы своего, известного ему места. Подробно, до камня, объяснят, как доехать куда-нибудь в пределах 100 километров. А дальше даже не выезжали никогда. Там проходит граница владений.
Мне рассказывали, как они раньше ориентировались без навигатора. «Стоим — пурга. Старый ненец раскапывает ногой снег. Говорит — трава такая-то, наклон туда-то, значит, нам идти туда-то». То есть он помнит, где какая трава и как она была наклонена, и ориентируется по ней под снегом в пургу. Необычно.
Северяне с ностальгией вспоминают советские времена: много было оленей, много было людей. Я так понял, что жить им было легче. Движение было, перспектива, денег было больше на Севере, с медициной лучше.
Но народ очень гостеприимный. Приезжаешь. Ночьдень — неважно: всегда чаем напоят, покормят, ночлегом обеспечат. Были случаи, когда свой дом или кочевой балок оставляли и уходили, чтобы нам не мешать.
Государство
Север — это вольница для местных. И нет там разговоров о политике, нет претензий, пожеланий к власти. Только человек и природа, только рыбалка и охота. Им не интересно, кто с кем поссорился, что это такое — Болотная, оппозиция. Рассчитывают на себя. Нареканий на дороги, традиционных для остальной России, тоже нет. Они даже на отсутствие дорог не жалуются, у них нет того понимания дорог, как у нас.
Новые телевизоры им не нужны — у них там всего два канала, и те не смотрят. Школы вполне приличные, внутри нормально. А запреты и ограничения на охоту — это так, тема для поддержания разговора. Местные все равно отстреливают и ловят ровно столько, сколько им надо на жизнь и продажу.
Ничего героического
Было тяжело в поездке, но ничего героического. У местных девиз своеобразный, у ненцев: «Не спешьи» — с мягким шипящим. Не суетись, не дергайся.
Мы поймали эту «северную волну» и ехали так, как они ездят, без суеты, без лишнего надрыва. Просто мы ехали там, где они не ездят. Не потому что им страшно, а потому что не нужно.
Синусоида жизни
Настроение в пути — всегда по синусоиде. То удача, то напряг, то в палатке на ветру ночуешь, то в тепле и уюте. И так все время. То 300 км за день проскочишь, то неделю по чайной ложке тащишься.
Строки из стихотворения Луконина «На перевале» очень точно передают эти ощущения:
Как будто молнией вдруг расколот,
То в жар, то в холод.
То так велик! То снова мал.
То стар. То молод.
Опасности
В тундре опасности подкрадываются незаметно. Бывают наддувы снежные необычные, высокие, с обрывом — по 8-10 метров. Если ночью тебе фара может показать грань обрыва, то днем, если мгла стоит, его вообще не видно.
Еще очень опасно бывает, когда каньончик ручья с двух сторон замело, он сужается, и может быть узкая щель — шириной метра 3 и глубиной метров 8-10. А бывает, что края совсем смыкаются. Ты едешь как будто по ровной местности и вдруг неожиданно туда проваливаешься. Но мы неглубоко проваливались — метра полтора, вытаскивали. Или как Геннадий на Кольском полуострове в пустую речку под лед провалился.
Опасны и трещины на море. Мы до моря доехали, едем по льду. Вода рядом, и она неожиданно, бывает, приближается. Ее чувствуешь только по туману. И край не ловишь — где он. Один раз научились, потом стали осторожнее. Ехали вроде далеко от моря — метров 300-400. И вдруг — язык воды заходит — узкий-узкий, метров 20 шириной, чуть не въехали. Потом — трещина, в ней вода, а она снегом припорошена.
А вообще путешествие наше стало возможным прежде всего благодаря удачно сложившемуся коллективу. С Геннадием у нас уже третье снегоходное путешествие, а вот Евгений в такой поездке первый раз. Он вытащил на себе колоссальную работу по техобслуживанию снегоходов. Великолепный механик и надежный спутник. Нам с ним очень повезло.
Впечатлений через край…
— Изначально не было разговоров, что пойдем так далеко, — рассказывает Евгений Бердников. — Думал, что месяца на два. Так и дома объяснял. Сама идея такого перехода не пугала. Чего пугаться, с детства Север был привычен (восемь лет жил на Чукотке). Пугали морозы. С техникой я дружу. «Буран» — все известно до боли, все понятно. Ремонтировать просто.
Дни проходили однообразно, как день сурка. Утром — приятный, зудящий голос Александра Викторовича: «Давай, давай, давай, давай, вставай». Начиналось это рано. Вставали, потом китайский завтрак доширак.
В течение месяца у нас от него желудки устали. Перестали мы его употреблять. Перешли на строганину. Желудок ее усваивает нормально.
Километров 100 за день проходили. Ночевать старались в избушках, но приходилось и в палатке. На море, в тундре. Когда ломались. Палатка оправдала себя. В ней же ремонтировались, в ней же и спали. Спать не холодно: куртку снимал, два слоя термобелья, костюм флисовый, спальник — и нормально. Это при самых холодах. А если тепло, -30, двух комплектов термобелья достаточно. Тонкое и среднее. Тогда и оттаивало все, в палатке дождь с потолка шел. Правда, матрасы подвели надувные, протерлись в дороге.
Такой маршрут, наверное, только на «Буране» и можно пройти. Вопрос запчастей. Приехали в деревню, молодежь на дедушкиных «Буранах» катается, у всех взрослых уже «Ямахи». Вал им показываем: есть такая запчасть? Да, есть. Приносят такой же вал. Что-то должны? Нет, ничего. Ни денег, ничего. Запчастей в достатке. Вот «Ямахи» проблемно ремонтировать. При нас один на «Ямахе» сломался: ближайший сервис в Красноярске, надо везти туда, а это 100 тысяч, еще и за ремонт потом платить. Поэтому многие ставят на «Ямахи» движки от «Буранов», так и ездят. У нас всю дорогу был один вопрос: правильно ли выбрали снегоходы?
Ремонтировать «Ямаху», если она сломалась, в тех условиях практически невозможно. Да и бензин у них плохой по качеству, местные на газоконденсате катаются, «Ямахи» такое топливо не выносят, а «Буран» ест все. Да и запчасти на «Ямахи» в два раза дороже.
Как таковых страшных моментов не было, были жутковатые, когда шли по краю моря: трещины, разломы. Проезжаешь, видишь пятно воды, все-таки это море, от берега километр примерно, вода плещется, не знаешь, пройдешь или нет. Генка шел первым, ему доставались все испытания впередсмотрящего, я-то вторым шел, понятно: если первый прошел, то и следующие пройдут. Поэтому он и топил снегоходы, и слетал чаще. Два раза проваливался под лед: оба — на Кольском полуострове. Первый раз Генка успел соскочить со снегохода, а машина вертикально провалилась, единственное, лыжей зацепилась и повисла. Снегоход вытащили. Во второй раз поехал на разведку, свернул за поворот и пропал. Ждем — нет. Звука мотора не слышно, понимаем, что должен быть где-то рядом. Вызываем по рации — точно. Рядом, провалился. Не успел соскочить, снегоход по сиденье в воде, если встать на него ногами, то можно выглянуть из пролома. А внутри, подо льдом, такая красота: фонариком светишь — белоснежный коридор, луч фонаря отражается, солнечные блики по всему тоннелю, сосульки как сталактиты со сталагмитами в пещерах.
Снежный пузырь, на него наезжаешь, снег проваливается — под ним несколько метров пустоты и лед. Местные говорят, осенью много дождей было, водоемы поднялись и замерзли, потом вода спала, и под верхним слоем образовалась пустота. Нас предупреждали, что таких пустот множество. Потом мы уже объезжали все эти пузыри.
Много наддувов. Смотрю, Гена с Сашей на горке стоят, на краю обрыва — метра четыре высотой. Не успел подъехать — Генка вниз со снегоходом ушел. Снегоход валяется, сани рядом, хорошо хоть его не придавило. Оказывается, оптический обман: когда стоишь наверху, не видно, что находишься на краю обрыва: все бело, сливается, есть ощущение, что впереди пологий спуск. Шаг вперед и — четыре метра вниз.
Когда по тундре едешь, неосознанно выруливаешь на самый верный путь, голова уже не работает, а что-то ведет, будто интуиция. Бескрайнее белое поле, сотни километров, а люди встречаются в одной точке. Конечно, что-то есть, что помогает путнику, это не объяснишь словами. Самая большая удача: найти ночлег. У Генки какое-то особое чутье: он почти всегда умудрялся найти избу. Может быть, у людей есть какая-то общая логика, судя по которой одни ставят избы, а другие их находят. Иногда помогали знания: если в этом месте две реки соединяются в одну, значит, рядом должен быть рыбацкий домик.
Ностальгия
— Когда я вернулся, понял, что мудрее стал, более спокойно воспринимаешь жизнь, иначе относишься к мелочам, более терпимым становишься, — рассказывает Геннадий.
— Каждый новый день дарил новые надежды и новые открытия, — вспоминает Евгений. — Когда там едешь, о многом думаешь, скучаешь по дому, даже по быту. В голове там такая каша варится, монотонность, гул постоянный. Именно тогда понимаешь, что такое жизненные ценности, как многого мы не ценим. Зато такие привычные в обыденной жизни и незаметные вещи, как ночёвка в теплом доме или свет далёких окон посреди кромешной тьмы, позволяли почувствовать себя вновь по-настоящему счастливыми людьми.