Мнение
5 февраля 2015 15:47
Экономика: игра по чужим правилам
Кризис, стагнация, «выживет только оборонка»… Грозные предупреждения каждый день сыплются на головы обывателей со страниц печатных СМИ, экранов телевизоров и мониторов. А как видится ситуация на фронтах экономики сквозь призму нашего города? Сергей Кузенев, президент Рыбинской торгово-промышленной палаты, считает, что Рыбинск – хорошая площадка для выводов и анализа. Промышленный потенциал здесь по нынешним временам можно назвать стабильным. Оборонные заказы присутствуют. Предприятия массово не закрываются и о сокращениях не заявляют. С другой стороны, явные проблемы напрягают. Зарплаты на производствах остаются в лучшем случае на уровне прошлого года, в то время как цены в торговле шагают семимильными шагами.
Что в мире происходит, и как с этим бороться? Или хотя бы приспособиться и выйти с минимальными потерями?
Дамоклов рейтинг
— Думаю, проблема в том, что реальный сектор экономики и финансово-инвестиционный блок очень сильно оторваны друг от друга. И, к сожалению, этот отрыв увеличивается, — говорит Сергей Кузенев. — В мировой экономике, а следом и в России именно понятие инвестиционной привлекательности стало определением благополучия. Тем временем банки и инвестиционные фонды оперируют не реальными цифрами, а некими надуманными рейтингами, спекулятивными котировками, виртуальными показателями.
Россия вступила на этот скользкий путь позже других. В общем-то, переоценка ценностей произошла в девяностые годы, когда заводы, электростанции, железнодорожные пути и прочие реальные предприятия страны начали считаться активами и оцениваться с инвестиционных позиций. Тогда-то мы и попали в разряд не просто развивающихся, а слабо развивающихся стран только потому, что рейтинги опираются не на реальные мощности, а на определенные мировым сообществом виртуальные параметры привлекательности.
Я уже тогда удивлялся: как можно наши гигантские электростанции, «Норильский никель», другие крупнейшие в мире предприятия сравнивать, например, с Нигерией?
Дежавю наступило в январе этого года, когда зарубежная пресса радостно сообщила, что вся экономика России по биржевым данным стоит дешевле Google. Это такая игра понятий об инвестициях, авторы которой, похоже, сами в нее верят.
— Может, все-таки есть смысл в инвестиционных рейтингах – понять, насколько выгодно вкладывать именно в это мероприятие? Тогда Google может стать дороже российской экономики.
— Рейтингование – сильно оторванный от реальной жизни процесс. Скажем, МГУ сегодня не входит в число двухсот лучших вузов мира. По каким критериям определяли? Кто этот рейтинг придумал? Очевидно, те, на чье благо он работает, поскольку становится удобным инструментом в финансовых и частных войнах.
Вот сейчас международное агентство снизило кредитный рейтинг России до так называемого мусорного – достаточно оскорбительное слово и для страны, и для ее жителей. Но мы после кризисов 1998 и 2008 годов смогли выйти без существенных поражений. До недавних пор наша экономика была достаточно сильной, и мало кто вообще слышал о наличии каких-либо рейтингов. По сути, нас не волновало, на какой строчке стоит Россия в списке, составленном каким-то рейтинговым агентством.
— Рейтинги международных агентств связаны с возможностью для государства привлекать инвестиции, получать дешевые кредиты.
— Это, на мой взгляд, вторично. Дешевые кредиты нам перекрыли раньше. Я больше опасаюсь развития процесса, о котором говорил вначале: отказ от реальной экономики и уход в виртуальную сферу оценок, которая создана и управляется не нами. Впрочем, нечего ходить вокруг да около — управляется она группой финансистов с Уолл-стрит. Они придумали систему оценок и заставили весь мир играть по их правилам. В результате, раз они решили, что экономика России дешевле Google, значит, для большинства зарубежных инвесторов так оно и есть. Но любой человек в здравом уме понимает, что вся наша совокупность недр, их добыча, переработка, производство не может стоить дешевле одной американской компании, которая производит только интеллектуальную собственность.
— И, тем не менее, если мы хотим жить в мировом сообществе, мы вынуждены подчиняться общим правилам.
— Конечно, реальный сектор мировой экономики быстро подчинился общим правилам. И сегодня директор крупного европейского или американского предприятия просыпается с мыслью: как там стоимость моих акций и мой рейтинг? И только мы с нашей основательностью и неторопливостью упирались до последнего. И рост нашего инвестиционного рынка отставал от роста реального сектора в инвестиционных критериях. В результате отстал намного. Может быть, это нас и спасет. Сегодня понижение инвестиционного рейтинга любого российского предприятия, от корпорации «Роснефть» до провинциального завода, не приводит к тому, что это предприятие начинает работать хуже. Никто из этого не делает трагедии, никто не стреляется и не бросается из окна. Здравомыслие нам шепчет: руда осталась, печь доменная работает, производство прошло модернизацию, по уровню оснащенности в целом не отстает от мирового уровня. Чего же еще нам надо для нормальной работы?
— Вы говорите о сырьевых секторах?
— Обо всех. Разве НПО «Сатурн» хуже корпорации «Боинг»? Нет.
— Почему тогда НПО «Сатурн» не может выпустить конкурентоспособный авиадвигатель?
— «Сатурн» их выпускает. Да, сегодня они востребованы больше в России.
— Но принято считать, что только интегрированные в мировую экономику предприятия имеют возможность успешно развиваться.
— Я бы поспорил. Быть участником мировой экономики — это значит получить и все проблемы, связанные с этой интеграцией, начиная с собственной рейтинговой оценки. Приведу пример кабельной отрасли. Медь – наша, мы — крупнейший в мире добытчик и переработчик этого сырья, но и внутри России, и за рубежом медь продается на основе котировок Лондонской биржи металлов и котируется в долларах. Та же история с «Норильским никелем», интегрированным в мировую экономику. При этом мы являемся членами ВТО и не имеем права продавать те же медь, никель, нефть, газ внутренним потребителям дешевле, чем они стоят на мировом рынке. Тем временем было бы логично расстаться с правилами ВТО еще в марте 2014 года, когда против нас ввели первые санкции.
Когда рулят банки
— Сегодня у бизнеса масса претензий к банкам.
— Банки — это тот сектор экономики, который был вынужден перейти на международные правила игры из-за потребности в заимствованиях на мировых рынках, где ресурсы были дешевле, чем внутри России. И со временем наша банковская система перестала выполнять чисто финансовую функцию и стала самостоятельной отраслью экономики с целями и задачами, понятными ограниченному кругу лиц.
— Ну цели-то понятны – получение прибыли.
— Но какими методами? Изначально банки были финансовой инфраструктурой для промышленности. Теперь она стала для банков источником обогащения. Я думаю, кризис — не в реальном секторе, кризис — в финансово-инвестиционной сфере, которая оказалась наиболее уязвимой в целенаправленной работе по ослаблению России. При этом промышленность продолжает по-хорошему удивлять: всё работает.
— Но с оговорками. Сокращения объявлены на КАМАЗе, Уралвагонзаводе…
— Думаю, есть здесь некое лукавство. Предприятия готовили сокращение штата давно, но были связаны социальными обязательствами. Сегодня у них появился повод – кризис. Именно как повод, а не как причина. Это, скорее, оптимизация, которой необходимо было заняться раньше. Нормальные управленческие решения. При этом рост оборонных заказов открывает перед Уралвагонзаводом большие перспективы. Опыт подсказывает мне, что и КАМАЗ не останется без рынка сбыта.
— Когда основную роль начинает играть госзаказ, роль банков, очевидно, снижается?
— Как может снизиться роль банков, если они стали самостоятельной отраслью экономики? Большинство экспортных и инвестиционных программ осуществляется за счет кредитных ресурсов. А банки в одночасье поднимают кредитные ставки и закрывают кредитные линии. Нашу промышленность спасает то, что она сохранила реалистичный уклад. Предприятия, работу которых банки осложняют, переходят на прямые расчеты, минуя кредитные инструменты. И банки для них становятся тем, чем они были и раньше – финансовой инфраструктурой, проводником, денежным трафиком.
— А вы не опасаетесь снижения инвестиционной деятельности в реальном секторе?
— Получать инвестиции можно по-разному. Вот китайцы объявили о мега-проекте высокоскоростной железнодорожной магистрали Москва-Пекин. Это тоже инвестиции в Россию, в ее территорию, экономику, социальное развитие. Любые активы на территории страны остаются российскими.
Но занижать роль банков не стоит. Даже в самые тяжелые для страны исторические периоды – война, индустриализация – работала нормальная кредитная схема. Все крупные предприятия СССР брали кредиты в Госбанке для выполнения программ развития. Директора обосновывали необходимость займа, подавали заявку о потребности в дополнительных оборотных средствах, получали кредит под реальные проценты и возвращали его в Госбанк.
Сегодня наши банки стали заложниками мировой финансовой системы. Они должны тем, у кого занимали в долларах и евро. Задача правительственного антикризисного плана — спасти российскую банковскую сферу – этот виртуальный несырьевой сектор экономики.
— А кто будет спасать промышленность?
— Промышленность должна сама выжить. И вопреки всему выживет. Я уверен. Главное – не мешать.
— А как наш малый бизнес? Тоже выживет сам?
— Я по-другому отношусь к понятию бизнеса. Крупный, средний, малый – это искусственное деление. Для меня на первом месте стоит отраслевой принцип: производство, сельское хозяйство… В производстве – своя фрагментация: машиностроение например. К нему можно отнести и Уралвагонзавод, и НПО «Сатурн», и «Логкомпани», и «Полимерпласт». Эти предприятия разные по численности работающих, оборотам производства, но они живут по одним принципам, одинаково рассчитывают себе-стоимость своей продукции, начисляют зарплаты.
Сегодня предприятие по отдельным параметрам относится к малому бизнесу, завтра – к среднему, послезавтра – к крупному. Но оно остается в секторе машиностроения.
— Вы все время говорите о промышленности. А большинство предприятий малого бизнеса – назовем его так – относятся к услуговым. Они тоже будут спасаться сами?
— Конечно. Они сами должны определить те услуги, на которые есть спрос населения и предприятий. Есть сферы бизнеса, востребованные во все времена. Например, производство хлеба, молока или похоронное дело. А вот ресторанам VIP-класса нужно думать: пойдут к ним люди в кризисные времена?
Надо опираться на степень востребованности услуги, которую ты предлагаешь. Это правильный рынок по Марксу. Мне вообще близок классический социально ориентированный капитализм. Фабриканты в определенное время развития понимают, что рабочие — это такой же актив, о котором надо заботиться. Тогда появляются больницы, жилые дома, система социальной поддержки. Никто из собственников в здравом уме не будет резать корову, которая дает молоко. Никто не будет угнетать работника, если поймет, что это приведет к проблемам на производстве.
Прагматизм – не жестокость
— Считается, что Рыбинск находится в более выгодном положении благодаря структуре промышленности, а точнее — оборонным заказам. При этом существует опасение, что мы вновь вернемся к тому, что было в Советском Союзе, когда экономику определяла оборонка.
— Тогда этот перекос в военную отрасль был, скорее, государственной идеологией. Сегодня перекос не в усилении оборонки. Скорее, наблюдается увеличение интереса государства к военной промышленности. Да, правительство ни о чем столько не говорит, сколько об отношении государства к предприятиям, работающим по оборонным заказам. Но при этом посмотрите статистику за 2014 год: наиболее крупный ввод жилья в России начиная с 1987 года. Это же самый мирный сектор экономики! Там нет господдержки, там работает частный бизнес. Еще пример: с 1988 года в два раза увеличилось производство российских холодильников. Нам об этом мало рассказывают, и на обывательском уровне мы считаем, что развивается только оборонка.
— Но в нашем городе именно оборонка решает все. Или есть варианты?
— Дело не в господдержке. Проблемы догонят тех, кто неэффективно выстроил управление. Это не красивые слова и не лозунги, это реалии сегодняшней жизни. Вот на «Раскате» не выстроили систему управления так, как требовала экономическая ситуация, и речь зашла о банкротстве. А «Заводу дорожных машин», который работает в том же секторе рынка, не хватает производственных площадей. Конечно, если детально разбираться в ситуации с «Раскатом», появится масса нюансов, но в целом картина выглядит именно так: собственник и руководство не смогли наладить эффективное управление производственным процессом.
— А вам не кажется, что собственники зачастую прикрывают кризисом свою некомпетентность? Или жадность?
— Бизнес разный. Кто-то ставит задачей рост производства, инвестиции, развитие. Другим достаточно получить деньги сегодня – это их цель в бизнесе. Не хочу никого судить.
— Так все-таки что будет с рыбинской промышленностью?
— Пока у государства будет хватать денег на оборонную промышленность, заводы будут чувствовать стабильность. Да, не будет, наверное, расти зарплата, но не потому, что существует денежный дефицит. Скорее, от растерянности, которая наблюдается сейчас и в реальном, и в финансовом секторе. Никто ведь точно не скажет, что будет через год. Через некоторое время могут вернуться и к вопросу роста зарплат.
В частном бизнесе выиграет тот, кто правильно распределит свои силы. И здесь, увы, в худшем положении оказываются те, кто делал ставку на развитие, чем те, кто работал на свой карман.
— А как настроение у директоров?
— Настроение злое. Никто уже не ждет поддержки, говорят: не надо добивать.
— Кто может добить?
— Банки. Например, предприятие получает возможность поставлять продукцию на экспорт, а банк в это время закрывает ему кредитную линию. По большому счету, это диверсия, уничтожение отечественного производителя.
— Теория заговора?
— А что удивляться, против нас идет финансовая война, цель которой – как минимум сильно ослабить экономику страны.
— Но упаднических настроений в директорской среде нет?
— Нет, однако позитива было бы больше, если бы правительство меньше декларировало и больше предлагало реальные меры. Например, одна из статей антикризисного плана — это жесткие установленные квоты на услуги, которые госпредприятия должны закупать у малого бизнеса. Скажем, 20 процентов объемов заказов НПО «Сатурн» должны быть закуплены в малом бизнесе. Мы точно не знаем, что такое малый бизнес, и по каким параметрам его мерить, но уже даем указания промышленности о его поддержке! А нужно ли это «Сатурну»? Легче вообще отказаться от таких деклараций и никому не забивать голову…
— А есть ли вообще действенные меры?
— На мой взгляд, есть. Например, можно ввести мораторий для банков на отзыв кредитных линий.
— Чем-то может помочь региональная власть?
— Областное правительство может помогать предприятиям со сбытом продукции. Это действенная и малозатратная помощь – организация межрегионального общения на личном уровне. Я это делаю постоянно – предлагаю продукцию рыбинских предприятий всем, кому это может быть интересно. Как вариант — организовать областные бизнес-миссии, цель которых – продвижение местного продукта. Это гораздо эффективнее, чем тратить деньги на различные бизнес-инкубаторы с неопределенными задачами.
Еще у региональной власти есть возможность выдавать областные гарантии под кредиты или экспортные контракты.
— Но это бюджетные риски.
— В областном правительстве целый экономический блок занимается предприятиями. Уж, наверное, он может определить, насколько кредитор надежен. Можно, в конце концов, обязать более подробно раскрывать информацию или, например, потребовать временного отказа от выплаты дивидендов – все это элементарные действия.
— Представляете, сколько будет обиженных – кому-то помогли, другому отказали.
— Надо учиться быть реалистами и прагматиками. Поддерживать нужно те предприятия, которые перечисляют больше налогов. Без всяких исключений. Не надо красивых вывесок, дескать, мы помогаем инновационным, но убыточным проектам. Будет прагматичный подход к экономике, будут и инновации, и социальные программы.
Первый вопрос, который должны задать просящему о поддержке предприятию в областном правительстве, – сколько вы платите налогов? Можно ввести критерий – количество налоговых отчислений на одного работника. А дальше смотреть, как этот показатель будет меняться: расти – значит, предприятию надо помогать обязательно, падать – не стоит тратить на него усилия.
— Довольно жестоко.
— В такие времена прагматизм – самый действенный инструмент. Впрочем, реалистичные действия всегда более эффективны, нежели декларации и лозунги.
