новости
8 мая 2015
Слушайте! Помните! Гордитесь!
Почему при жизни отца я не расспросил подробнее о его фронтовом пути? Этот вопрос рыбинец Владимир Гусев задавал себе не раз. Спустя долгие годы после смерти близкого человека, прошедшего войну, о той странице его биографии напоминают лишь фотографии, с которых глядит симпатичный молодой человек — советский солдат Геннадий Дмитриевич Гусев — да статья в нашей газете (тогда она называлась «Рыбинская правда») тридцатилетней давности, в которой рассказано, как сражался наш земляк.
«Удивительно, но до определенного момента я не задумывался о том, как, в сущности, немного я знаю о военном пути своего отца. В юные и зрелые годы мысли были заняты совсем другим. Военные истории наших отцов тогда воспринимались как часть ушедшего прошлого, а у нас тогда были свои стремления и идеалы. Мальчишки мечтали об иной интересной жизни, где нет места войне. После полета Гагарина в космос многие грезили повторить именно такой подвиг, ну или на крайний случай совершить нечто из ряда вон, но именно на мирной стезе. А ветераны собирались вместе, вспоминали прошлое, но с родными, детьми многие не особо любили делиться. Зачем рассказывать про страх, боль, грязь? В ту пору я не задумывался о том, какой могла бы быть моя собственная жизнь, если бы молодые годы выпали на военное время. Только несколько лет назад, просматривая военные фотографии отца, я прочувствовал, каково было им, молодым двадцатилетним парням, брать в руки оружие и защищать жизни других. Они были слишком молоды», — поделился Владимир Гусев.
Военный путь его отца — повод для гордости. В статье тридцатилетней давности ветеран вспоминает: «Тогда все рвались на фронт. И я, конечно. Сверстников брали, мне отказывали: недоросток я был – 149 сантиметров. Выглядел лет на пятнадцать, не больше. Наконец весной сорок второго получаю повестку: явиться в военкомат. Но отправили меня не на фронт, а в танковое училище. А на фронт я попал только летом сорок четвертого. Это было так. В мае мы выехали в летние лагеря. Неожиданно в начале июня нашу роту вызывают на зимние квартиры, то есть в училище (Геннадий Гусев учился в танковом училище – прим. авт.). Выстроили нас. Выходит командир батальона и говорит: «Кто завтра утром готов сдавать экзамены – три шага вперед». Строй оставили десять курсантов, среди них мы – пятеро друзей: Лева Айзенштат, Ваня Цыгельников, Юра Рябинин, Витя Барсуков и я. Первые двое погибли… Хорошие были ребята!
Экзамены мы сдали успешно и стали… подпоручиками Войска Польского. Да-да, не удивляйтесь. Дело в том, что в сформированных тогда Первой и Второй Польских армиях не хватало офицерского состава. Вот командование и направило в них советских офицеров», — рассказывал ветеран. А дальше на молодого офицера обрушилась страшная реальность войны.
«Участвовали в боях за Люблин. Буквально через три-четыре дня после его освобождения ездили в Майданек, расположенный в двух километрах от города. Неописуемые зверства! Штабеля трупов. Горы обуви, горы одежды. И печи. Еще дымящиеся, с обуглившимися человеческими телами в топках. Жутко даже вспоминать», — рассказывал о своем визите в концентрационный лагерь Геннадий Гусев.
Об интернациональном танковом экипаже, своих боевых товарищах ветеран отзывался с глубоким уважением:
«Командир и водитель были русскими, а радист и наводчик – поляки. На всю жизнь запомнился наводчик. Большим специалистом был. Звали Игнацем. Как-то расположились на привал и слышим рокот моторов: немецкий «тигр» шныряет поблизости. Командир вызывает: «Гусев, не желаешь поохотиться?». Как не желать! Выехали с приглушенным двигателем… Замаскировались. Стоим. Час ждали. Наконец выползает. «Пан поручик, идет!» — толкает в бок Игнац. Говорю ему: «Только не спеши». «Каким снарядом?» — спрашивает парень. «Болванкой, — говорю, — под башню». А «тигр» вышел на развилку и остановился. Видим, башню в нашу сторону поворачивает – заметил, значит. Это уже хуже: самоходке с тяжелым танком тягаться трудно. «Игнац, с первого надо», — говорю наводчику. «Будет порядок», — отвечает тот и делает залп. Выстрел словно по заказу: башню заклинило. «Тигр» пополз назад, но поздно – Игнац был специалистом. За тот поединок он получил орден Белого Орла III степени».
У нашего земляка также было немало боевых наград: среди них — польский Боевой крест, ордена Отечественной войны II степени и Красной Звезды. Последним офицер был награжден за… двух немецких генералов.
«Было это уже в Германии. Нас послали в разведку. Двигаемся осторожно. Вдруг видим: на дороге мелькнул легковой автомобиль. Мы наперерез. Но у него скорость выше. Игнац дал очередь из пулемета. Смотрим, машина завиляла и остановилась. Подъезжаем. Из нее выходят с поднятыми руками два человека в штатском. Прихватили их с собой. А уж потом выяснилось, что это были два немецких генерала».
День Победы Геннадий Гусев встретил на Эльбе. «Всю ночь с 7 по 8 мая шел бой. Шесть раз маленькая деревушка переходила из рук в руки. Под утро – передышка. Только прилегли – вызывают в штаб: надо в разведку… Продвинулись на километр вперед… Стало светать. Птицы запели. Словно мир почувствовали… Выезжаем за поворот – и обомлели: колонна танков со стволами в нашу сторону. Думаем, влипли. «Давай, Игнац!» — кричу. Выстрел, второй. В ответ – молчание. Оказалось, это брошенные танки. Когда вернулись, узнали, что конец войне. Конец лихолетью», — приводились в статье слова фронтовика.
В послевоенные годы Геннадий Гусев, как и все молодые люди – вчерашние солдаты, торопился жить. Война, без сомнения, отложила отпечаток на его характер, но в душе он во многом остался мальчишкой, способным на романтические безрассудства. Со своей будущей женой он встретился в 1946 году. Они поженились после… нескольких дней знакомства! И прожили душа в душу… хотя нет, так бывает только в сказках. «Всякое было в семейной жизни отца и матери: ссорились, мирились, учились понимать друг друга. Но, как бы порой трудно ни было, о расставании речи не шло. Все-таки люди тогда острее чувствовали родственную связь друг с другом, да и с окружающими тоже. Помню, как все вместе отмечали праздники. 7 ноября, Новый год. Мы — ребята – соберемся вместе, нас угостят, лимонада нальют, и мы айда играть, а родители с друзьями сидят за столом, разговаривают, вспоминают прежние годы. Сейчас бы я не упустил возможности послушать их рассказы», — говорит сын советского воина. Он уверен, что все, кому посчастливилось жить рядом с теми, кто прошел войну, кто еще бодр духом, должны сохранить историю их жизни – внимательно слушать, помнить и гордиться.
Александра Белова
