Воспоминания ребенка, пережившего блокаду.
Тамара Николаевна Бажанова помнит, как бомбили Кронштадт, как погиб под немецкими бомбами ее брат, как сама она обгорела во время артналета. Помнит вкус хлеба из мха и дуранды. Помнит блокаду — девятьсот дней страха, голода и страданий. Одного не осталось у нее в памяти — детства.
За лязгом и скрежетом — взрывы и свист
Когда началась Великая Отечественная война, Тамаре было шесть. Семья жила в Кронштадте. Город попал в кольцо блокады, как и Ленинград. Женщина хорошо помнит то время, хотя с тех пор и прошло почти восемьдесят лет.
— Всю блокаду мы пережили в Кронштадте. Папу взяли на фронт, он пропал без вести, — рассказывает она. — Мама работала на складах жидкого топлива. Они снабжали горючим военные корабли. Работали там круглые сутки, поэтому я проживала у тети. Я ее звала крестная Шура.
Крестный Тамары тоже работал на складах жидкого топлива. Однажды он пришел с работы домой, стал зажигать керосинку и весь вспыхнул — одежда на нем была пропитана бензином. Это произошло на глазах маленькой Тамары. Она видела, как дядя выбежал на улицу, пыталась тушить его, закидывая песком.
— Но он обгорел очень сильно и помер. А я побежала за мамой в склады — сообщить, что крестный сгорел. Но ее не отпустили… Это был сорок первый год, — вспоминает женщина.
Из осажденного города детей хотели вывести хотя бы на время — как в пионерский лагерь. Но брали не всех. Тамара не подошла по возрасту, а ее старший брат подошел. И это везение оказалось роковым для мальчика:
— Детей погрузили на корабль, уже начали отчаливать, как немец стал обстреливать с самолета. Бомба попала прямо в корабль, и он пошел на дно. Никого почти не спасли. Мама все это видела, кричала, очень плакала. Пришла домой и сказала: «Твой брат погиб».
С 21 по 23 сентября 1941 года немецкая авиация бомбила Кронштадт
Кронштадт — город военный, и бомбили его так же часто, как Ленинград. Люди прятались в бомбоубежища, но иногда сирены заставали людей врасплох. Один трагический случай навсегда врезался в память девочки:
— Я ходила за хлебом — получать эти блокадные 125 граммов, и тут началась бомбежка. Мы все растерялись, прижались к стене. И так было страшно — кругом сверкало пламя! От осколка у меня загорелось платьишко. Правая сторона у меня вся была обожжена.
Колючий хлеб
— Я даже не помню, чтобы мы играли… — на мгновение задумывается Тамара Николаевна. — Играть было некогда. Какая там игра? Крестная шила бушлаты для моряков, брюки им чинила. Машинка была ручная, очень тяжело на ней было шить — сукно тяжелое, толстое. Я делала наметку или пришивала пуговицы. Все пальцы, бывало, исколю…
— Сами мы носили, что было: страшное, равное, всякое, — продолжает она. — У крестной были дети-подростки, так что после них можно было и мне надеть. Обувку? Почти всегда босиком. Сестренка ходила в школу в валеночках, даст мне — я хоть на улицу выбегу.
Разборка развалин здания в Кронштадте, 1941 год. Фото: ИА REGNUM
Мы ели все подряд, всю траву, как говорится. У тетушки была черепаха, мы и черепаху съели. Спала я на полу, потому что места не было. Какую одежонку кинут мне — тут и спала на ней. Очень часто болела. Врача вызывали, иногда он приходил, но, когда бомбежка, то нет…
Цыганская забота
Блокада Ленинграда длилась 872 дня. 27 января 1944-го считается датой полного снятия блокады.
— Помню, что из Кронштадта нас вывезли по железной дороге ближе к весне 1944-го, — говорит женщина. — Везли нас солдаты. Вот тут и покушать нам давали, и тепло было.
Из голодного, разрушенного города семья тети с детьми приехали в деревню под Рыбинск, к деду. Дедушка на зиму пускал к себе жить цыган. Расчет был по-военному суровый и простой: цыгане сварят себе что-нибудь, а заодно покормят и хозяйских детей.
В деревнях жизнь была не намного сытнее, чем в кольце блокады. Хлеб там тоже пекли из всего, что только можно:
— Из дуранды (жмыха от производства муки) крестная пекла. Мох толкли, очистки сушили и толкли, колоколину — головки льна — тоже толкли в ступе — из всего этого пекли хлеб.
Чтобы выжить, Тамара ходила собирать милостыню:
— Где меня покормят, где дадут хлебца кусочек, где две картошины, а у кого была корова, те даже давали попить молока.
Пешком до Рыбинска
— В конце 1944-го, когда Сталин разрешил возвращаться в Кронштадт, крестная Шура своих детей забрала и уехала. А меня сдала в детдом, — рассказывает Тамара Николаевна. — Оттуда меня забрала мама, когда ее отпустили с работы.
В поисках лучшей участи мать и дочь пошли пешком. И дошагали так до Рыбинска.
— Сняли угол за Волгой у женщины с тем условием, что будем возить ей дрова, потому что платить нам было нечем, — сжимает натруженные руки женщина.
Всю зиму они с саночками ездили в лес за дровами. По весне мать устроилась на пароход матросом, иногда Тамару она брала с собой. А так оставляла продукты, и десятилетняя девочка самостоятельно жила в съемном жилье под присмотром хозяев. Это был 1945-й год, победный, когда, наконец, закончилась война.
Тамара выросла и осталась жить в Рыбинске. Здесь она работала на дезостанции, вышла замуж, вырастила двоих детей… Но воспоминания о войне тревожат и сейчас. Накануне Дня Победы она обращается к молодому поколению:
— Желаю всем, чтобы не было больше такой войны, что пережила я. Чего еще пожелать? Чтобы молодежь внимательно относилась к истории, знала старые книги и фильмы о войне.
Статья подготовлена на основе интервью с Тамарой Бажановой, снятого Ириной Гришиной.