Темы 15 января 2021 10:00

Как камергер купца за нос водил

Пять лет из жизни рыбинского купца Ивана Мыркина и императорского камергера Михаила Прокудина-Горского, отца знаменитого фотографа Сергея Прокудина-Горского, могли бы стать сюжетом целого романа или фильма. Есть здесь и детективная линия, и непредвиденные повороты сюжета, и тонкая психологическая игра, и колоритные типажи

Два героя

Наша история началась в начале 1890-х годов, когда близко сошлись выходец из крестьян, рыбинский купец Иван Филиппович Мыркин и представитель старинного дворянского рода, камергер двора Его Императорского Величества Михаил Николаевич Прокудин-Горский. Впоследствии их отношения станут темой для большой статьи для «Судебной газеты».

Но сначала давайте познакомимся с господами поближе.

Иван Филиппович Мыркин происходил из государственных крестьян Архангельской губернии. Родился в 1834 году. В Ярославскую губернию приехал в конце 1850-х, в Рыбинске вел дела по доверенности, выданной дядей – купцом первой гильдии Иваном Николаевичем Соболевым: «Производя оптовую торговлю хлебом и другими продуктами, сим поручаю и доверяю вам всем хозяйственно распоряжаться». Именно Соболев выстроил в Рыбинске знаменитые каменные торговые бани, которые не уступали петербургским. Сначала бани «с нумерами и надворною постройкою» толковый и предприимчивый племянник арендовал у дяди, а с 1875 года они переходят ему в собственность.

В Рыбинске Мыркин проявил себя как трудолюбивый и талантливый предприниматель. Он развернулся широко. Управлял торговыми банями на Черемогской набережной и на Введенской улице у Казанской церкви. Вел дела по разработке глины, извести и других ископаемых материалов в Вытегорском уезде, производил из них кирпич и цемент. Скупал земли в Ярославской и других губерниях: Тверской, Новгородской, Вологодской. К 1880 году он выстроит на Театральной площади грандиозное трехэтажное здание, которое с 1887 года будет сдавать в аренду Рыбинскому отделению Государственного банка России.

В городе Иван Филиппович слыл уважаемым человеком. В 1868 году избирался гласным в Рыбинское земское собрание, а с 1871 года постоянно – гласным в Рыбинскую городскую думу. С мая 1878 года до сентября 1879-го даже был городским головой.

Мыркин – щедрый благотворитель и общественный деятель. Он жертвует на храмы, строит казармы для размещения 138-го Болховского на улице Мышкинской (современная ул. Герцена). Иван Филиппович – почетный попечитель угличских детских приютов, биржевой попечитель земской больницы, почетный мировой судья, почетный блюститель Ярославской духовной семинарии и так далее, и так далее. За свои заслуги награжден золотыми медалями на Станиславской и Аннинской лентах, орденом святого Станислава 3-й степени.

У Ивана Филипповича пятеро детей – три дочери и два сына. Словом, в 1890-е годы он крепко стоял на ногах, и дела у него шли в гору.

Чего не скажешь о его новом приятеле – Михаиле Николаевиче Прокудине-Горском. Он был ровесником Мыркина и происходил из знатного дворянского семейства. В роду у них были воеводы, дипломаты, герои Аустерлица, участники ополчения 1812 года и обороны Севастополя в Крымскую войну, один из первых русских драматургов. Безусловно, талантами был не обделен и сам Михаил Николаевич, но об этом расскажем чуть позже.

Отслужив на Кавказе, в 1862 году Прокудин-Горский вышел в отставку в чине подпоручика. Тут же женился и поселился в родовом имении Фуникова Гора во Владимирской губернии. Однако владение 80 душами крестьян да “за матерью ста сорока душами” не позволяло ему содержать свою семью в достатке, а потому он определился в канцелярские чиновники дворянского депутатского собрания. Служил в Ковровской опеке в качестве дворянского заседателя, получил чин камер-юнкера. В середине 1870-х был агентом Ярославско-Костромского земельного банка в Муроме. Именно в эти годы состоялось первое, но не близкое знакомство с рыбинским купцом Мыркиным. С 1878 года Прокудин-Горский переезжает в Петербург, где служит сверхштатным чиновником канцелярии Совета Императорского Человеколюбивого общества в звании камергера. Блистательной карьеру чиновника никак не назовешь. Больших капиталов новая должность, как и все предыдущие, ему не приносит. И камергер начинает искать новые источники дохода.

Иван Филиппович Мыркин

Они сошлись…

История умалчивает, намеренно ли Прокудин-Горский ищет встреч с рыбинским богачом Иваном Мыркиным, или судьба вновь сводит их случайно, но в начале 1890-х дворянин начал частенько наведываться в гости к знакомому купцу в Рыбинск. «А в 1892-м стал гостить у него иногда по неделям и вмешиваться в подробности его частной семейной жизни», — пишет журналист «Судебной газеты».

Отлично понимавший психологию людей, Прокудин-Горский играл на самых чувствительных струнах души Мыркина. И постепенно завоевал его полное доверие. «Расположил его к себе главным образом своею необыкновенною религиозностью: так, живя в доме Мыркина, Прокудин-Горский молился по утрам около двух часов, читая вслух громким голосом акафисты и разные молитвы», – живописует эти визиты корреспондент.

И конечно, петербургский Тартюф не упускал момента, чтобы не упомянуть о своих связях с высокопоставленными вельможами, всеми силами старался произвести впечатление дельца, мильонщика, готового содействовать расширению торговых дел купца. Когда в семье Мыркиных случилось горе, слег с воспалением почек старший сын Александр, то столичный гость суетился не меньше родственников. Даже выписал из Москвы доктора для проведения операции. Правда, за счет Мыркина-отца.

Прокудин-Горский даже сулил выхлопотать для своего приятеля дворянское достоинство. «Все эти рассказы и разговоры действовали очень сильно на Мыркина, человека умного, дельного и работящего, но крайне честолюбивого и страстно желавшего получить дворянство», – пишет «Судебная газета».

Коготок увяз – всей птичке пропасть

Когда купец полностью оказался во власти своего набожного благодетеля, тот начал втягивать его в «целый ряд предприятий, о которых Мыркин не сообщал ни слова своей семье и близким ему людям, говоря, что дело это должно до известного времени сохраняться в полном секрете», как далее сообщает издание. Суммы на эти предприятия рыбинец тратил колоссальные.

«В 1893 году заведующий делами Мыркина, его родной племянник Пантелеев, сказал ему, что в кассе, при сравнении ее с торговыми книгами за 1892 год, недостает денег, то Мыркин ответил, что нужно списать 42 000 р. на новое дело с Прокудиным-Горским». В то время каменный дом в Рыбинске вместе с землей и хозяйственными постройками стоил порядка 4000 рублей, а деревянный, как правило, не более тысячи.

Об одном из таких предприятий сохранились свидетельства в фондах Государственного архива Ярославской области. 18 декабря 1891 года купец выдал Прокудину-Горскому домашнее обязательство, в котором выражал свое согласие выступить учредителем и руководителем «Всероссийского страхового общества, учрежденного в 1892 году» (почти сразу было переименовано в «Кремль»). В числе прочих обязательств, под которыми подписывался Мыркин, были следующие: в семидневный срок после утверждения устава акционерного общества «уплатить Прокудину-Горскому 40 000 р». А в случае неуплаты – «сверх этой суммы еще неустойку во 100 000 рублей». Позднее у истории с этим документом будет свое продолжение.

Прозрение

Однако сон разума не мог длиться вечно. Со временем вера в могущество столичного гостя стала слабеть. Мыркин все больше убеждался в том, что и о своей влиятельности, и о связях, и о миллионе, и, наконец, о своих добрых намерениях Прокудин-Горский лжет. А вместо помощи в делах вовлекает его в «крупные и непроизводственные расходы». Пелена упала с глаз купца. И в разговорах со своим доверенным он уже называл своего делового партнера Хлестаковым.

В марте 1893 года Иван Филиппович серьезно заболел. «Служащие сознавали близость часа кончины его и потому заведующий его делами Пантелеев, зная о крупных суммах, ушедших на дела с Прокудиным-Горским, и не зная ничего о сущности и ходе этих дел, спросил у Мыркина, бывшего в полном сознании, не выдавал ли он каких-либо денежных обязательств Прокудину-Горскому. В ответ на это умирающий Мыркин сказал, что он ничего не должен Прокудину-Горскому и что все дела у него с ним покончены», – подробно рассказывает читателям «Судебная газета».

17 марта, через пять дней после смерти своего старшего сына Александра, Иван Филиппович умер.

Рисованные подписи

Не прошло и полгода со смерти купца, как Прокудин-Горский вновь приехал в Рыбинск. Настроен он был решительно. 20 августа 1893 года «предъявил чрез местного нотариуса Спирина к платежу вексель покойного Мыркина в сумме 10 000 руб., выданный в Петербурге на имя Прокудина-Горского 21 февраля 1893 года». Наследники купца были уверены: вексель поддельный. Но, опасаясь, что в случае отказа он будет опротестован и это «отразится неблагоприятно на их торговых делах», расплатились с одиозным камергером.

Но бывший «благодетель» уже вошел во вкус. Спустя пару недель Мыркины получили повестку волжско-камского банка об уплате по двум новым векселям. «Не желая подрывать своего кредита, наследники внесли в обеспечение уплаты по этим векселям 20 000 рублей в государственный банк», – пишет газета.

Прокудин-Горский поспешил обналичить векселя в банке, но, к его удивлению, они были «протестованы». А дело было вот в чем. Наследники Мыркина заявили прокурору окружного суда, что все три векселя они считают подложными. Началось расследование. Для Прокудина-Горского оно не предвещало ничего хорошего.

Подозрения рыбинцев подтвердили экспертиза и фотографическое исследование векселей, изъятых судебным следователем у Прокудина-Горского. «Было установлено, что хотя подписи Мыркина на этих векселях представляются сходными с несомненными подписями Мыркина, отличаясь от них лишь некоторою растянутостью букв, но в то же время являются рисованными с подлинных подписей Мыркина, так как при наложении этих подписей на стекло они совершенно совпадают одна с другою».

Близко знавшие купца указали и на другое несоответствие. Отличавшийся педантичностью, аккуратностью и чрезвычайной осторожностью в ведении дел, на векселях Мыркин всегда подписывался своим полным званием – «потомственный почетный гражданин рыбинский 1-й гильдии купец», а сама подпись начиналась со строки, а не отступала от нее, как это было в векселе, предъявленном Прокудиным-Горским.

Прокудина-Горского обвинили в составлении трех поддельных векселей по 10 000 р. каждый и должны были взять под арест.

Однако хитрец не терял времени даром. Выхлопотал себе заграничный паспорт и скрылся из Петербурга в неизвестном направлении. Поползли слухи. Одни говорили, что он уехал в Америку, другие – что скрывается на Афоне, третьи и вовсе считали его умершим.

Святая простота

Хоронить мошенника было, конечно же, рано. Прокудин-Горский был пойман живым и здоровым в Севастополе. Правда, на это у сыска ушло полтора года. Можно позавидовать его выдержке – при задержании в августе 1895-го он заявил: «Я и не думал скрываться. Каждую минуту можно было узнать мой адрес на квартире у жены. Я уехал по делам». – «Но ведь вы же знали, что началось уголовное дело?». – «Нет, я не знал. Что касается до отобрания векселей, то я полагал, что это просто формальность, что хотели проверить, записаны ли они в книгах покойного Мыркина».

Конечно же, он лукавил. В момент ареста при подсудимом нашли письма и телеграммы – его переписку с супругой. В одном из посланий Прокудин-Горский живописует о своих приключениях и советует жене не унывать и надеяться на Бога. Он-то точно не унывал!

На пароходе наш Тартюф знакомится с очередным богачом. Узнав, что тот желает сделать крупный вклад на Афонский монастырь, отправляется на святую гору вместе с ним. Там богач жертвует 120 тысяч рублей. А Прокудин-Горский вновь пускает в ход свое обаяние. И под сладкими речами игумен… отказывается от этого дара. Взамен «благодетель» уступает монастырю свою недвижимость в России. «Игумен, муромский уроженец, давно уже мечтал о подворье в Муроме и легко согласился на приобретение земли. Заполучив сто тысяч, Прокудин-Горский, которого монахи считали влиятельным вельможею и графом, устраивает дарственную запись монастырю на муромскую усадьбу и дом в Гатчине, стоившие в общей сложности не более 30 000. Часть денег он отсылает жене с припискою: «Бог помог мне устроиться. Адрес мой: Турция, город Кавала, русскому консулу. Всем же интересующимся мною и моими делами говори, что я в Северной Америке. Телеграфируй не из Гатчины, а из Петербурга с главной телеграфной станции», – пересказывает журналист афонский эпизод.

Суд да дело

Как сообщает газета, судебные прения по делу Прокудина-Горского о поддельных векселях состоялись в ноябре 1895 года. И были они очень оживленными. В результате присяжные признали Прокудина-Горского виновным в подлогах, но заслуживающим снисхождения. Его приговорили к лишению всех особенных прав и к ссылке в Иркутскую губернию. Наследникам же Мыркина суд присудил 10 000 рублей с процентами (за тот вексель, что был оплачен).

21 августа 1896 года в газете «Восточное обозрение» была опубликована заметка в отделе «Иркутская хроника»: «На днях несколько злодеев совершили дерзкое покушение на жизнь монаха Прокудина-Горского. Он жил в уединенном домике в скиту. Злодеи забрались в квартиру, забрали кое-какую мелочь, требовали денег и, в конце концов, один из них в упор выстрелил в намеченную жертву в то самое время, когда Прокудин-Горский отворял дверь. Раненый привезен в Кузнецовскую больницу, где в тот же день скончался. Убийцы до сих пор не найдены».

Так бесславно закончился земной путь великого комбинатора.

Вместо постскриптума

Но и после смерти камергера наследникам купца Мыркина приходилось вздрагивать при имени Прокудина-Горского.

14 июня 1897 года в Ярославский окружный суд поступает прошение поверенного вдовы Марии Николаевны Прокудиной-Горской. Она требует взыскать с младшего сына купца, потомственного почетного гражданина Николая Ивановича Мыркина 40 тысяч рублей как вознаграждение за труд ее супруга по составлению и проведению устава страхового общества под названием «Кремль» и 100 тысяч рублей неустойки. Помните, было такое «предприятие» между тогда еще приятелями? И тут-то подписи под обязательствами были самые что ни наесть настоящие, не поддельные.

Однако рыбинцы свою правду отстояли. Иск к Мыркину суд оставил без удовлетворения. «А за написание домашнего условия, заключенного 18 декабря 1891 года, на простой бумаге вместо гербовой, взыскать с той и другой стороны по семидесяти восьми рублей гербового сбора». Должно же ведь и государство заработать на дворянско-купеческих тяжбах.