Темы 10 апреля 2021 10:00

Богатые, жестокие, опасные

Семья Нечаевых – ОПГ постпетровской эпохи в Рыбной слободе

Они отнимали землю у соседей, обманывали чиновников, похищали людей, сажали их на цепь и заставляли работать. Это неполный список грехов купцов Нечаевых, которые держали в страхе и гневе Рыбную слободу сер. XVIII века.

«…Нечаевы не только в купечестве быть неспособны, но еще крайне нам вредны, яко всему нашему обществу бесплодные и бесполезные», — пишут жители Рыбной слободы в очередной жалобной челобитной.

Что это – зависть к успешному соседу? Желание выжить преуспевающих слобожан? За что наши предки так ополчились на семью мануфактурщиков Нечаевых, разбираемся с рыбинским историком Галиной Левиной. Она описала это в статье «История одного конфликта: Нечаевы и Рыбная слобода».

Нечаевы и правда преуспевали: построили в Рыбной слободе фабрику парусных полотен, а затем и «стеклянную» фабрику, где впервые в Ярославском крае стали выпускать листовое стекло, хрустальную и стеклянную посуду.

Но успех они строили на обмане и запугивании.

И за век, который их семья провела в слободе, а потом и в Рыбинске, Нечаевы остались, по меткому определению исследовательницы Галины Михайловой, «неугодными чужаками». Их история больше всего напоминает сказку о лисе, которая выгнала зайца из лубяной избушки – наши предки их гостеприимно встретили, а им отплатили злом.

— Конечно, зависть имела место. Однако рыбнослободцы в «Наказе купеческого общества» (1766 г.), отправленном в Комиссию по составлению Нового уложения, назвали иную причину неприязни: под фабрики Нечаевы «захватили весьма немалое число посадской земли», — пишет Галина Левина.

Бесславное начало

Конфликт сопровождал даже само появление Нечаевых в Рыбной слободе. Но обо всем по порядку. В слободу в 1723 году прибыли «капиталистые» крестьяне, владевшие «струговыми и солодовенными заводами». Слобожане встретили справных Нечаевых гостеприимно – они рассчитывали на помощь пришлецов.

— Рыбнослободцы рассчитывали, что Матвей Нечаев с сыновьями Петром, Иваном и Данилой станет «гражданские службы служить и подати платить», — цитирует документы из архива Галина Левина.

Податей слобожане платили немало: помимо подушного налога, они ежегодно собирали деньги на наем рекрутов и «работных людей», отправляемых в Петербург, на армейский провиант и фураж, на «мирские расходы» и многое другое. Налог раскидывали на 96 тягловых дворов. Что касается «гражданских служб», 30 самых состоятельных рыбнослободцев сами управляли слободой. Они были вынуждены бесплатно работать чиновниками каждые два-четыре года: в ратуше, на таможне и кружечном дворе, у «соляной продажи» и в «окладчиках». Это, безусловно, отвлекало купцов от основных обязанностей. Но никто не отказывался – все делали общее дело.

— «Государева служба» и подати были обременительны. Вновь прибывшие могли облегчить общую ношу, «впрячься в ярмо». И богачи Нечаевы не могли вызвать у слобожан враждебного отношения – его можно было только заслужить, — рассуждает историк.

Гостеприимные слобожане по просьбе Нечаевых «безденежно отвели им удобную дворовую землю» в нижнем конце слободы, рядом с Казанской церковью, между «Волгской» (набережной) и Середней улицей. Но придирчивому Матвею Нечаеву участок не понравился: он находился «по край слободы» и «повсягодно затапливался внешнею водою». Ему приглянулась «дворовая пустая земля» в центре слободы: огороды здесь не примыкали ко дворам, а находились через улицу. Правда, земля эта уже имела хозяина – Дмитрия Григорьевского, «капиталистого» крестьянина, записавшегося в посад с братом. Но Нечаева это не смутило, по его мнению, Григорьевским вполне хватает участка, где они выстроили дом. Напористый купец энергично взялся за дело.

— И напрасно рыбнослободская ратуша два года слала письма в Ярославскую провинциальную канцелярию (ЯПК): убеждала, что в земле Григорьевских истец не нуждается, так как уже занял отведенный ему участок «под кожевенные заводы» (очевидно, небольшие мастерские). Нечаев получил, что требовал. В 1725 году ратуша отчитывается в ЯПК: Нечаеву «вышеписанная пустая земля под дворовое строение отведена», — цитирует Левина.

Едва заполучив желаемое, Нечаевы тут же перестали участвовать в любых расходах слободы, а в «службах» и вообще никогда не бывали. Можно лишь догадываться, как отзывались о наглецах рыбнослободцы, доплачивая за них подати из «мирских» денег.

Захват земли и подлог документов

А Нечаевы продолжили расширять владения. Оставив себе и первый «неудобный» участок, и участок Григорьевских, они присмотрели еще одно угодье, где решили построить полотняную фабрику – «за Черемхою, у мушной мельницы, при лесном угодье». Присвоить они решили и саму мельницу, о чем и написали в Коммерц-коллегию: якобы мельница крайне необходима их фабрике для «толчения пеньки». Петр Нечаев сгустил краски, обвинив слобожан – мол, в казну за мельницу они не доплачивают, а уж при нем будет полный порядок.

— Бургомистры Рыбной слободы отдают мельницу «посацким людям» на откуп за 100 рублей, а в казну платят лишь 73 руб. 30 коп. «Излишние деньги, знатное дело, по себе делят, а не на ратушскую пользу употребляют», — кляузничал Петр. А уж они, Нечаевы, не только будут платить за мельницу «бездоимочно», но позволят молоть на ней хлеб для кружечного двора. Да еще и мост построят через Черемху, — рассказывает Галина Левина.

В мае 1736 года в Рыбную слободу сверху спустили указ передать фабрикантам Нечаевым «общепосадскую» землю и мельницу. Ратушу даже никто не спрашивал: нужна ли эта земля слободе. Нашим предкам просто предложили состряпать договор, по которому землю можно будет «отвести» на законном основании.

К огорчению Нечаевых, слов о «вечной» передаче (фактически о дарении) не было. Наоборот, по указу мельницу следовало вернуть в посад, если Нечаевы не будут использовать ее для «толчения пеньки». Земля под строительство фабрики тоже отдавалась временно, пока Нечаевы не приобретут свою «частновладельческую» землю, куда и обязаны перевести производство. Однако и тут пройдохи остались в плюсе: налог за мельницу продолжала платить ратуша.

Вот тут-то рыбнослободское купечество впервые открыто выразило протест. Это была не месть, а противостояние частных и общественных интересов – ведь места в слободе становилось все меньше. Рыбнослободская пристань превращалась в главную хлебную на Верхней Волге. Для нормального функционирования слободы нужно было пространство, а все ресурсы уже исчерпаны.

— От некогда огромных земельных угодий, окружавших слободу, сохранилась лишь излучина Черемхи. Берег Волги использовали для нужд пристани и бечевника, берег Черемхи – для «складки и пилования» лесов, для ремонта и «делания» новых барок (до 500 в год). Заливные луга служили выгоном для скота местных жителей «и для коневоцких лошадей, коих каждое лето пребывает до 25 тысяч», — перечисляет историк.

Но Нечаевых это не смущало. Подкупив рыбнослободского бургомистра, Петр Нечаев привез в Коммерц-коллегию разрешение от ратуши – «мирской приговор». Юридически бумага была подложной. Она не зафиксирована в документах ратуши, из нескольких десятков купцов ее подписали лишь 16 человек, из двух бургомистров – один, «скрепы» канцеляриста Маслова отсутствовали. В экземплярах Нечаева подкупленный бургомистр написал: «пошлина уплачена», мельница отдана «вечно без перекупа». А потом спрятал «приговор» так, что его обнаружили лишь через несколько лет.

— Но не этот липовый документ, а деньги и связи в высших сферах позволяли Нечаевым чувствовать себя хозяевами положения, — констатирует Галина Левина.

Сначала Петр Нечаев построил на захваченной земле «только ткаческие избы». Дальше – больше. «Купя деревни, переводит и селит на той земле крепостных фабришников целыми слободами». И землю он занимает не только избами, но и под «фабришные огороды и выгоны». В 1752 году фабрика занимала 444 кв. саженей (1,7 тысячи кв. м). Здесь расположились 40 производственных помещений, из них 20 «ткацких светлиц» со 108 «станами». 270 «фабришных работников» проживали в 26 жилых избах. Продукция фабрики шла за границу.

«Держал на цепях»

В 1740 году Петр Нечаев открыл «стеклянную» фабрику – первую подобную в Ярославском крае. Здесь выпускали листовое стекло, хрустальную и стеклянную посуду. 30 фабричных рабочих жили в 4 избах, один из 7 амбаров служил «рисовальней», другой – мастерской, где занимались обжигом.

Когда Коммерц-коллегия позволила ему открыть «стеклянную» фабрику, Нечаев уже не просил у рыбнослободцев разрешения. Он просто захватил понравившийся надел в казанском конце слободы на берегу Черемхи. Из-за недостатка земли новая фабрика вплотную примыкала к жилым дворам, их отделяли только поленницы дров.

— Наши несознательные предки почему-то никак не хотели ценить деятельность нечаевских предприятий. Люди боялись пожара от близости «стеклянной» фабрики, возмущались захватом посадской земли Нечаевым, — поясняет исследовательница.

Нахальный мануфактурщик не считался ни с чужой землей, ни с чужой свободой. Соседи обвиняли его в том, что он фактически превращал людей в рабов. В 1745 году 23 посадских подали челобитье на Нечаева: он «подложно» приписал их к полотняной фабрике. Его «фабришники» ловили рыбнослободцев «по улицам», били «смертно» и вели на фабрику. Там Нечаев «держал» их «по немалом времени на стенных чепях, скованных в железах и в больших деревянных колодках, и у железных якорей». Да, некоторые из них по своей воле работали у него «между исправлением купеческих» работ. Но теперь они, «видя к ним непорядочное содержание и обиды, на той фабрике быть не желают ни за какие платы».

Здесь ратуша впервые выиграла дело против Нечаева: государству невыгодно было терять налогоплателыциков. А вот вернуть себе мельницу, которую Нечаев не использовал для «толчения пеньки», а сдавал в аренду «сторонним людям из немалой себе прибыли», никак не могла.

— Более того, фабрикант обещанного моста не построил. Ходить по мельничной плотине рыбнослободцам запретил. И не позволял молоть здесь хлеб. Слобожане это делали на «мирские» деньги. А ведь Рыбная слобода продолжала платить за эту мельницу оброк! – пишет Левина.

Были от нечаевской мельницы и настоящие катастрофы. Крестьяне-арендаторы «по злобе» делали спуски воды из плотины, писали в челобитных наши предки. Отчего жилой берег слободы совсем подмыло и повредило. Дорога, Череможская улица и часть строений «обвалились», а «заведенные в ту реку лес, дрова, суда» ломало, выбрасывало на берег или уносило в Волгу.

Безжалостный в бизнесе, в жизни Петр Нечаев был жесток до садизма. Однажды зимней ночью слобожанин Степан Вязьмин ехал мимо хором Нечаева. И вдруг из ворот выскочили люди с дубьем, затащили его во двор, ограбили и стали избивать. Хозяин, глядя в окно, посоветовал снять тулуп со Степана и сказал: «Впредь будешь мимо моего двора ездить – велю тебя прибить до смерти».

Другой слобожанин Федор Зыков имел несчастье арендовать нечаевскую мельницу. Заплатив за нее 300 рублей, Зыков послал за контрактом к хозяину сына Ивана. Его избили кнутом и неделю держали на цепи на фабрике. Когда Ивану удалось бежать, нечаевские приспешники поймали у церкви 9-летнего внука Зыкова и потащили в дом Нечаева. Испуганный ребенок «кричал весьма необычно» – посадские едва его «отняли».

Таможня дает добро?

Не менее жесток был и младший брат Иван Нечаев, в 1747 году получивший власть над рыбнослободским купечеством. На четыре года он стал откупщиком таможенных, кабацких и канцелярских сборов в Рыбной слободе. Жалобы на нечаевские ухватки посыпались не только от местных, но и от иногородних купцов. А в январе 1749 года поступило коллективное «челобитье» на таможенника Ивана Нечаева и его «поверенных». Мол, они требуют «несносный годовой оброк, содержат безвинно в цепях, ходят без всякого резону денным и нощным временем в дома якобы для выемки неявленных товаров».

Послание подписали представители уважаемых старинных фамилий: Первовы, Тюменевы, Сыроежины. Они не раз служили на таможне и прекрасно разбирались в нарушениях, которые допускал Иван Нечаев. Он глумился над купечеством как умел. Привезенные товары осматривал не сразу. Зато сразу опечатывал лавку вместе с товаром, чем чинил купцу убытки. Вместо положенных пошлин произвольно брал огромные суммы. При оплате не давал ни расписки, ни квитанции, которые позволили бы торговать дальше. Вместо официальных «Записных книг» товары фиксировали в каких-то черновиках.

Особенно доставалось скупщикам живой рыбы Второвым. Их скоропортящийся товар просто погибал, пока ожидал досмотра. Иногда таможенники попросту отнимали у них рыбу под надуманным предлогом. Однажды Елизару Второву заявили – его брат Василий уже три года не платит пошлину, ему предъявили фальшивые расписки Василия. И стали выбивать «долги» брата.

— В мае 1747 года рыботорговца сковали железной цепью на шее и железной гирей на ногах и так несколько дней держали на таможне, били и «мучили смертно». Получив от Елизара 50 рублей, Нечаев все равно оставил их с братом лавки запечатанными, а Второвым запретил скупать рыбу на реке Шексне, — пересказывает архивный документ Галина Левина.

Вредничал Нечаев и другими способами. В 1753 году в ЯПК проверили таможенные нечаевские книги и «сыскали множество непоставочных выписей». То есть рыбнослободцы, продав товар в другом городе, якобы не предъявляли в местную таможню выписку об уплате пошлины.

В слободу послали «нарочного» со списком должников, составленным Иваном Нечаевым, – взыскивать долги. На месте перечисленные купцы пояснили: вернувшись в Рыбную, не раз пытались сдать документы. Только «неведомо ради какого вымыслу» тех «выписей» не приняли в таможне. Наказали ли Ивана Нечаева – неизвестно.

— Остается сожалеть, что неуемная энергия и организаторский талант Нечаевых были растрачены ради одного – наживы. Жестокость и ненависть к людям возвращались в эту семью как бумеранг, — завершает рассказ Галина Левина.