О пыльных дорогах освобожденной от фашистов Европы ветеран Михаил Грамматинский знает только по воспоминаниям его боевых товарищей. У него был свой военный путь, и спустя долгие годы он все также ясно помнит сопки Маньчжурии и Японское море.
Эх, побывать бы в этих живописных краях не во время войны! Остается только удивляться, насколько точен 92-летний ветеран в описаниях событий, происходивших с ним — совсем мальчишкой, перед самым началом войны.
Михаил с детства привык к самостоятельности. Из небольшого поселка Архангельского, где он окончил только 4 класса, уехал в Некоуз продолжать учебу, а затем перебрался в Рыбинск, где и закончил десятилетку ровно за три дня до начала войны.
Удивительно, но ветеран, прошедший войну, до сих пор с теплотой вспоминает своих одноклассников, учителей и помнит в мельчайших деталях выпускной вечер. «Тогда для нас, деревенских мальчишек, это стало настоящим событием. И дело не только в особой торжественности и непривычном внимании к нам – выпускникам. Мы наконец-то почувствовали себя свободными, самостоятельными людьми. Помню, тогда были танцы.
Мальчишки немного тушевались, а вот наши девочки, наоборот, проявляли характер и приглашали понравившихся кавалеров. Кстати, после войны некоторые мои одноклассники, тогда неумело, но вдохновенно вальсировавшие, поженились. Девчонки — молодцы, дождались своих ребят с войны», — рассказывает Михаил Александрович. К слову, сам он в отличие от своих одноклассников в ту пору неплохо танцевал.
Отправляя его в город, мать дала денег и строго-настрого наказала, чтобы он пошел на курсы танцев. Ну как ее ослушаться! Родители у Михаила Александровича относились к сельской интеллигенции, учительствовали, поэтому пользовались непререкаемым авторитетом. Именно за мать и отца Михаил больше всего переживал на фронте. О чьей судьбе еще печалиться юноше, только что справившему совершеннолетие?
О начале войны он узнал, как и многие, случайно. После окончания школы они с приятелем наведались в Некоуз. Заглянули к женщине, у которой Михаил снимал угол во время учебы. Только постучались в дверь, а та с порога: «Миша, война!» Фронтовик помнит, как в деревню приходили новости о бомбежках Ярославля. А потом он сам чуть не стал жертвой немецкого истребителя.
«Мы тогда жили неподалеку от нашего родного Архангельского – в деревне Манушино. Однажды я стоял рядом со школой, где работали родители, и вдруг вижу, как из-за соседнего дома медленно, на низкой высоте выплывает немецкий самолет. Пилот тогда высунулся из кабины и смотрел на нас, а мы на него. Потом он облетел деревню. Я опомнился и поспешил в школу, и только успел войти, как в окнах зазвенели стекла. Все-таки немец решил нас попугать. Позже мы узнали, что в тот день в Некоузе был полностью уничтожен вокзал. На другой день бомбили Шестихино, откуда потом ушло несколько эшелонов с ранеными», — продолжает Михаил Александрович.
Другое яркое воспоминание ветерана – дорога из Рыбинска в Гороховец и дальше к месту военных действий. Он вместе с другими молодыми ребятами, получившими повестки, разом оказался в нетепличных условиях. Война есть война, но для современного человека кажется диким, как люди могли жить месяцами, когда им приходилось довольствоваться одной кастрюлей супа на десятерых, ночевать где придется, на протяжении нескольких недель не иметь возможности помыться.
Киров, Москва, Владивосток – железнодорожные эшелоны с солдатами проносились мимо городов, но больше месяца Михаил и его товарищи не знали, куда их везут. «Потом поняли: на Дальний Восток едем. С комфортом. На улице минус двадцать, а у нас в вагоне-телятнике одна печурка. Когда проехали Уссурийск, стало ясно – на границу везут», — вспоминает ветеран.
Так в числе десяти тысяч солдат Михаил Александрович попал на Дальний Восток, на первую линию обороны, которую ему с товарищами предстояло держать, защищаясь от японцев. В самом первом бою артиллерист Михаил Грамматинский вместе с сослуживцами одержали победу.
«Мы тогда впервые перешли границу. Как назло, пошел дождь, мы сразу вымокли до нитки – пришлось бросить верхнюю одежду и прихватить с собой только боеприпасы. Перед нами стояла задача — взять сопку, в которой было более двадцати дотов. Собственно говоря, такая точечность расположения объектов и отличала военные действия на Дальнем Востоке от войны с немцами – сопки с дотами были рассыпаны по территории, как горох.
Ту сопку мы взяли практически без боя – японцы, хоть и храбрые, но техника, вооружение у них тогда были не очень», — говорит Грамматинский. О противниках ветеран вспоминает с уважением, японцы были лихими вояками. «Один раз мне было необходимо из конца колонны, в которой двигались наши солдаты и техника, добраться до командного пункта.
Где-то на середине пути, метрах в 150 от меня, из придорожного кювета выскочили двое японских солдат. Один молниеносно бросил гранату в дуло пушки – технику буквально вывернуло наизнанку, а неприятеля тут же убил чей-то меткий выстрел. Его товарищ тем временем скрылся. Как я позже узнал, он потом хотел проделать такой же маневр, но не удалось – его также настигла пуля», — о подробностях службы ветеран говорит без волнения, будничным тоном.
А как же страх? О таком чувстве мужчине всегда нелегко говорить. Но из всего калейдоскопа событий тех лет Михаил Александрович вспоминает один случай, когда ему по-настоящему стало страшно. Тогда ему с товарищами был дан приказ отбить очередную сопку, где засел неприятель. Подъем в гору можно было сравнить с прогулкой по минному полю. Несколько раз пришлось останавливаться из-за угрозы разрыва неприятельских гранат. Ребята шли друг за другом – товарищ Михаила чуть впереди с минометом, а он следом с боеприпасами в руках.
Когда японцы открыли по ним огонь, пришлось то и дело падать на землю ниц. После очередной такой атаки боевой товарищ Грамматинского уже не встал. «Я вижу – он лежит без движения, зову его – не откликается. Я сначала и не понял ничего, увидел только, что на невысоком кустике рядом с ним что-то красное. Подполз ближе, а у товарища моего вся голова в крови. Очередной взрыв — и я ослеп – песком мне засыпало глаза так, что из одного потекла кровь, а на другом острыми осколками разрезало веко.
Когда я понял, что ничего не вижу, в голове мелькнула мысль – надо стреляться. Остаться инвалидом, быть захваченным в плен я, 19-летний парень, не мог себе позволить. Когда первый шок прошел, я начал потихоньку приподнимать здоровое веко. Увидев размытый солнечный свет, понял, что не все потеряно. Убитого товарища я тогда сам положил в похоронную машину. Помню, как писал его сестре письмо, стараясь найти слова утешения», — продолжает ветеран.
За годы войны с Японией Михаил Александрович повидал многое. Причем не всегда это были мрачные события. Он помнит красивый губернаторский дом в Гирине, помнит многие проявления восточной экзотики – рикшей, пленного японца, у которого солдаты пытались научиться есть теми самыми непонятными палочками, незнакомые, а подчас смешные слова типа «туки» — часы или «ханжа» — горячительный напиток.
Все это складывалось в необыкновенный узор живых человеческих впечатлений. Многие территории Дальнего Востока, где шли бои, изменились до неузнаваемости. «На острове Шумшу имелось множество укреплённых сооружений: доты, дзоты, окопы, противотанковые рвы, складские помещения, оставленные японцами. Помню, везде были разбросаны остатки от танков и различных самолётов, авиационные бомбы, снаряды и патроны, весь остров изрыт воронками от бомбардировок», — рассказывает ветеран.
В таких условиях только и мечтаешь о скорейшей победе. О ней товарищи Михаила Грамматинского впервые услышали из его уст. Ветеран признается – он всегда был любознательным, еще со школьной парты любил открывать для себя что-то новое.
Поэтому и на войне, в короткие минуты отдыха не отказывал себе в удовольствии узнать по радио последние новости. Самую главную из них, ту, которую ждали почти пять лет, он услышал первым: «Прибежал в казарму, разбудил всех, говорю: так и так, войне конец. Что тут началось! Ребята повскакивали, от радости закричали, кто-то сказал: «Наконец-то вернемся домой, увидим близких».
Можно сказать, что после войны Михаил Грамматинский только начал жить – женился, получил образование, устроился на работу. За долгие годы он нажил настоящее богатство – двух дочерей, четырех внуков, правнучку и правнука.
Он до сих пор бодр духом и не упускает случая встретиться с боевыми товарищами. Война для него осталась в очень далеком прошлом, но нет-нет да и накатывают воспоминания о трепещущем на ветру дальневосточном ковыле и о бесстрашных японцах, которым советские солдаты, и в том числе один рыбинец, оказались не по зубам.
Да, таких людей, как М.А. Грамматинский осталось очень мало. Это мой Земляк из Села Арханельского Мышкинского района Ярославской области. Мы давно знаем друг друга.
С Уважением, Губанов Леонид Геннадьевич, родом из Села Архангельского,