У первого профессионального музейщика Рыбинска – яркая трагическая судьба. Евгения Соснина-Пуцилло реставрировала Петергоф, спасала подмосковные дворянские усадьбы и Ферапонтов монастырь. В Рыбинске пять лет приводила в порядок коллекции, реквизированные у местных купцов и дворян. А ее сослали за «любовь к прошлому и игнорирование вопросов современности».
В постреволюционное десятилетие в юном рыбинском музее – мало порядка. В июле 1926 года в заметке «Гибнут сокровища в музее» сообщают: драгоценные ткани, ковры, одежда находятся под угрозой уничтожения от пыли и моли. Недостатки есть и в учете: «в инвентарной книге бронза значится золотом, а фаянс – фарфором».
Действительно, сокровища, отобранные у дворян и купцов, до середины двадцатых в музее лишь складывали и хранили. Каталогизировать, оценивать их не было ни сил, ни времени. Опыта у сотрудников тоже не было – музеем занимались энтузиасты. Даже с хранением экспонатов было не очень: до 1925 года коллекции ни разу не чистили от грязи и пыли.
Сорокалетняя Евгения Пуцилло (Женевский университет, богатый опыт реставрационной работы) ужаснулась, едва взглянув на богатые, но необработанные коллекции Рыбинского музея. «Самая важная работа сейчас – каталогизация, правильное описание и разбор собранных коллекций. Надо разбить весь материал на отделы, составить карточные каталоги по каждому отделу. Описать картинную галерею, фарфор и гравюры», – заявила она на заседании комитета музея 23 ноября 1925 года.
Поддержки в музее она не нашла. «Встретили Евгению Васильевну в музее холодно. Особенно острым стал ее конфликт с пожилым заведующим Алексеем Васильевым. Роль сыграла разница в образовании и возрасте. И сама Евгения Васильевна обладала бескомпромиссным характером», – читаем в книге «Страницы истории Рыбинского музея».
Соснина-Пуцилло берется за дело практически в одиночку, ей помогает лишь одна сотрудница. Вдвоем они пытаются привести коллекции в порядок. Разбирают, распределяют по отделам. Вещи, гибнущие от моли и плесени, сушат и обрабатывают нафталином. Постепенно под хозяйской рукой реставратора музей перестает быть банальным складом дорогих вещей, зарождаются ростки научной работы.
Реставратор аккуратно ведет книгу поступлений. И пытается решать финансовые проблемы музея. Времена уже не столь тяжелые, как в начале 20-х – тогда у властей города просят сапоги для хранителя музея Кондратьева, так как он «не имеет обуви более года и ходит в лаптях». Но денег все равно не хватает. И в 1927 году сотрудникам так долго не платят зарплату, что они даже решают объявить забастовку.
Евгения Васильевна находит выход, разбирая музейные помещения. Случайные вещи – обычную посуду, умывальники, матрасы, захваченные в спешке, – она выделяет в «немузейный фонд». И реализует их через торги и аукционы, чтобы заработать и привести музей в порядок.
Специалистка не только выбивает ковры, составляет каталоги и торгует матрасами. Обмен опытом, исследование усадеб вокруг Рыбинска – у энергичной Евгении Васильевны на все хватает сил. «В те годы она единственная в музее, кто профессионально занимается научно-исследовательской деятельностью», – продолжаем читать в «Страницах истории».
Соснина-Пуцилло держит связь со столичными исследователями русской культуры. Тогда историков и музейщиков волновал вопрос – как сохранить усадьбы, оставшиеся без хозяев. А что, если превратить их в музеи? Представительница Рыбинска читает об этом доклад на конференции музейных работников Центральной промышленной области.
Именитые гости из столиц и даже из-за рубежа регулярно посещают Рыбинск. Евгения Васильевна демонстрирует родовое гнездо дворян Тишининых Тихвинское Владимиру Згуре, председателю Общества изучения русской усадьбы. С ее подачи рыбинский музей принимает сотрудника Эрмитажа Владимира Дервиза и крупного французского ученого, историка-медиевиста Шарля Ланглуа.
Не зря Евгения Васильевна перебирает вещи из усадеб, перелопачивает пыльные документы. Большая музейная удача, настоящее открытие не заставило себя ждать. Она подробно узнает, как жили дворяне век назад. В 1927 году, разбирая архивы, исследовательница обнаруживает толстую пачку писем на французском языке начала XIX века. Это переписка старинной дворянской семьи, графов Мусиных-Пушкиных, которые владели одной из самых блестящих усадеб в Ярославском крае – Иловной.
Вот как Соснина-Пуцилло описывает находку. «Большинство писем на французском языке. Язык настолько красив и легок, что доставляет удовольствие их читать. Старинные люди любили и умели писать, и в этом наше счастье. Получишь из прошлого века письмо, в котором вам обязательно расскажут, какой ужин, сервировка, из какой материи были туалеты модниц, как праздновали Сонюшкины именины, какой был фейерверк. Такое письмо – это уже прямо подарок для нас».
Письма так поразили Соснину, что она сделала доклад «Иловна и ее владельцы в нач. XIX века». Это единственная сохранившаяся научная публикация Евгении Сосниной-Пуцилло. Сегодня работа полностью опубликована в журнале «Углече поле». Бумаги Мусиных-Пушкиных хранят в московском архиве, а усадьба покрыта водами Рыбинского водохранилища.
Начало тридцатых годов — не лучшее время в СССР восхищаться письмами русских дворян. Власти города притесняют музей: из трех зданий принуждают переехать в шесть помещений на Волжской набережной, 77. Достается и старой гвардии. Накануне открытия экспозиций в новом помещении выходит заметка в «Рабочем и пахаре». Основная мысль – работу теперь следует вести по-новому, на «диалектическом принципе».
Претензия автора – в музее показан лишь быт помещиков, не отражено крепостничество. Всему виной работники музея, «противящиеся постановке работы его на марксистскую диалектическую классово-научную линию». В их числе и Соснина-Пуцилло. Она, пишет автор, «приходит в ужас от такой дерзостной мысли, как устройство в музее показной курной избы наряду с показным кабинетом рыбинского дворянина».
Спустя три месяца Евгению Васильевну арестовали. Вместе с ней взяли и других членов Рыбинского научного общества: краеведа Алексея Золотарева, педагога Леонида Альбицкого, стоматолога Павла Битюцкого. Их назвали антисоветской группировкой интеллигенции. И обвинили в придании обществу кастовости и в приверженности к «реакционной идеалистической идеологии».
«Вели активную антисоветскую агитацию. Говорили, что у власти сидят варвары, враги нации и культуры, головотяпы, не умеющие управлять страной, политика которых приведет советскую власть к неизбежному краху, а не социализму», — так звучит обвинительное заключение по делу РНО.
Комиссия педагогов, посланная в музей по следам суда, сделала вывод: «РНО занимается гробокопательством, проповедует любовь к прошлому, полное игнорирование вопросов современности. Общество отпугивало и не давало массам трудящихся изучать местный край». Члены комиссии отметили, что музей хранил слишком большое количество предметов из Михалковской усадьбы: «есть основания полагать, что вещи хранили в целях возвращения их прежнему владельцу».
За неверие в счастливое будущее рыбинским интеллигентам дали по 3 года северной ссылки. Коллекция музея после ареста Евгении Васильевны сильно пострадала. На индустриализацию страны требовались огромные деньги. Власти попросту потрошили провинциальные музеи, выгребая из них все самое ценное.
«Годы тяжелых испытаний не только для сотрудников, но и для коллекций. Из музейного собрания в Госфонд передали сотни предметов (целые хрустальные сервизы!), происходящих из усадьбы Михалковых Петровское. Книга поступлений в 1930-31 годы пестрит записями «изъято, передано в Горфо, списано». Изымали изделия из металла и стекла, имевшие коммерческую ценность. Среди списанного, фактически уничтоженного – немало предметов культа, ликвидированных по идеологическим причинам. Погибло все убранство домовой церкви Тюменево-Баскаковского приюта – яркого памятника православного ренессанса. Его иконы, написанные на цинковых досках, стали добычей заготовителей цветных металлов», — читаем о потерях того времени в «Страницах истории».
Евгения Соснина-Пуцил- ло из Архангельского края в Рыбинск уже не вернулась. Она заболела и скончалась по дороге к месту ссылки. О месте ее захоронения писал в 1931 году костромской краевед Василий Смирнов, находившийся в ссылке вместе с рыбинцами:
«Иногда я брожу по окрестностям Исакогорки. Был на печальном кладбище, поросшем карликовой березой. Здесь похоронена в прошлом году Евгения Соснина-Пуцилло — научный сотрудник Рыбинского музея. Ее, больную, пересылали осенью на барже куда-то вглубь, на север края, вместе с этапом других административно высланных. По просьбе рыбинцев начальник этапа высадил ее из баржи на берег. Она умерла здесь, и кто-то ее тут же, на горке, похоронил. Сюда же принесли и бухгалтера из Харькова. Рядом цветут морошка и багульник. Воспеты многие реки. А вот Двину с безвестными могилами ссыльных по берегам никто еще не воспел».
«Вели активную антисоветскую агитацию. Говорили, что у власти сидят варвары, враги нации и культуры, головотяпы, не умеющие управлять страной, политика которых приведет советскую власть к неизбежному краху, а не социализму», – так звучит обвинительное заключение по делу Рыбинского научного общества
Нефиг было матрасами музейными торговать!