Дом, где укрепляются сердца

Администратор

Вампилов в рыбинском театре.

Александр Вампилов сочинил две комедии, полторы драмы и кое-­что ещё, прежде чем произошла трагедия: он погиб молодым в 1972 году. После чего всё написанное пошло «на ура». Но почему сегодня театр взял давно заигранную пьесу? Помните: упустив последнюю электричку, два парня в поисках ночлега попадают в чужой дом, где их встречают, как родных…

Как раз по принципу «человек человеку друг, товарищ и брат» («Моральный кодекс строителя коммунизма», п. 6). Если не считать, что до того они стучались в одну, другую, четвёртую дверь и никакой «друг-­товарищ» не открыл им. А приютили, когда эти двое, услыхав ненароком имя жильца, являются в его квартиру и представляют одного из них его, Сарафанова, тайным сыном.

Касаясь больного места ­ разрыва писаных правил с реальной жизнью, ­ художник вызывал тогда горячий отклик публики и раздражение цензоров. Но эпоха сменилась ­ нужен ли сейчас Вампилов? В кино попытались осовременить его ранний водевиль «Прощание в июне», перенеся сюжет 60­-х в 2000-­е, и потерпели фиаско. За последние годы были две постановки «Старшего сына»: в московской «Табакерке» и в питерской «Мастерской Г. Козлова». Обе в духе ретро, погружённые в прошлое, насыщенные песнями тех лет. Что ж, нынче принято, особенно у молодых, ностальгировать по старым добрым временам: раньше, мол, люди были доверчивей, отзывчивей, добрей…

На сей раз Игорь Житенев, режиссёр среднего поколения, смешивает ВЧЕРА и СЕГОДНЯ. Начиная с материальной среды. Художник Анатолий Караульный поместил на сцене старый обветшавший дом ­ сколько их ещё у нас в провинции! ­ с подворотней, фигурным фронтоном и кое-­где уцелевшей дощатой обшивкой. Живут в нём обыкновенные люди, одетые так же, как мы и наши соседи. Что это, модернизация? ­ но разве 20 или 40 лет назад не носили те же джинсы, ковбойки и платья с цветочками? Вопреки «от кутюр», будничный костюм почти не меняется более полувека. Действие происходит в наше время: оно было нашим тогда и сейчас тоже наше. Не только для шестидесятников.

В пьесе семь поименованных персонажей, из них, «статистике назло», лишь две особы женского пола и ни одного… настоящего мужчины! Трусоватый бабник по прозвищу Сильва и «правильный», от сих до сих армейского устава, Кудимов ­ два самых тривиальных недовоплощения.

Сарафанов-­младший, именуемый Васенькой, всего лишь мальчик, сражённый «половодьем чувств». Сам же Андрей Григорьевич Сарафанов (фамилия ­ от исконно женской одежды), покинутый женой, остался не только и, может, не столько отцом своих детей, сколько ласковой матерью. Автор констатировал дефицит мужского начала в советской жизни. Глава семьи, как правило, не был кормильцем. Социальные блага распределяло начальство.

Рядовой гражданин не имел права голоса, даже в масштабе «родного» завода или колхоза. Евгений Леонов в экранизации 70­х компенсировал социальную ущемлённость героя: его «материнство» шло от широты души, которой хватает на всё. Покоряющее доверие его Сарафанова преображало дешёвый обман в подлинность взаимопритяжения. Его доброта и забота соединяли всех и каждого.

Что изменилось с тех пор? На рубеже 90­х нам дали политические права, но ненадолго. Лишь нувориши предоставляют роскошную жизнь своим семьям, однако и они бессильны перед властью. Обычный же россиянин унижен экономически и морально ­ за что он может отвечать?! Тем более важно сегодня, что Вампилов, по словам И. Крылова, «предлагает манихейский народный идеал возрождения утраченного родства изнутри, из семьи, где главные категории ­ сын, отец, брат, сестра».

Амплуа «благородного отца» чуждо рыбинцу Василию Лугинину. Начисто лишённый мужества, его Сарафанов ­ маленький человек, суетливый и запинающийся. Он, похоже, признаёт нежданного «потомка» как расплату за грехи. И не потому ли так стремится удержать подростка-­сына и невесту-­дочь, что боится одиночества? Подобно королю и свите, отца тут играют его домочадцы.

Все они по-­своему одиноки. Изображая любовные муки Васеньки, Молодцов Сергей, конечно, молодцом и даже слишком для неврастеничного юнца. Отчего возникает вопрос: чем этот рослый взрослый товарищ не пара соседке Наташе (Наталья Грацианова на редкость убедительна), тоскующей по подходящему напарнику? Напротив, сарафановская дочка Нина легко расстаётся с «надёжным» женихом-­пилотом. Рассудительная, симпатичная ­ в пластично-­лёгком исполнении Дарьи Кошелевой ­- она первой чувствует душевное родство с названным братом.

Кто он, Володя Бусыгин, нечаянный самозванец, мошенник, комплексующий «эдип»? Драматург ведёт его к его собственной сущности, исправляя безличность изъявительного наклонения («человек человеку…») на исходное повелительное: «Возлюби ближнего…», ­ ибо это личное задание.

Совершенно органичный здесь Сергей Шарагин делает заглавного героя главным действующим лицом. Бусыгин­-Шарагин, не меняясь внешне, проживает душевную эволюцию ­ начиная с отказа «обманывать того, кто верит каждому твоему слову». Выходит, не лжесвидетельствуй, тем паче, чтоб не скрывать свои чувства к Нине больше, чем братские. И как не помочь младшему, будь то брату или нет, не пожалеть того, кто годится в отцы!..

Свой среди своих, Владимир готов взять ответственность как мужчина, СТАРШИЙ в поколении детей, чтобы сплотить пошатнувшийся дом Сарафановых. Студент­-медик, увлечённый психологией, он выбирает врачевание душ.

Поднаторевший зритель вопрошает: почему нет музыки? Да, в постановке Житенева нет места для разливов деревенского (равно эстрадного) оркестра. Внутренний накал спектакля не требует нагнетания эмоций. А музыка есть. Написанная Алексеем Батраковым (он же колоритно играет Сильву), но возникающая будто бы сама собой ­ отмечая те моменты истины, когда актёры держат паузу, а персонажи что­-то для себя решают. В ней щемящая тоска окраин по какой­-то иной, подлинной жизни (как у поэта: «Всё­-то пригороды. Где же города?»). Режиссёр смещает комедию в сторону драмы. Комично то, что происходит с другими, а тут ­ всё про нас.

Какими были мы, такими и остались в глубинной своей сути. Изменился настрой: лишившись исторического оптимизма, мы обрели так называемый «здоровый» скепсис. Когда-­то финальную реплику Бусыгина: «Ну вот… Я опоздал на электричку» зал встречал раскатом радостного смехом: значит, сердцем он здесь навсегда! Теперь ­ скорее усмешкой сомнения, сомнения в обязательности героя: не подведёт ли по жизни? Но в сомнении таится надежда.

Борис Крейн

Комментарии Отправляя комментарий, я даю согласие на обработку персональных данных. Новости по теме