новости 13 февраля 2014

Спасибо, что ЖИВОЙ!

25 лет прошло со дня вывода советских войск из Афганистана. События той необъявленной войны, которая продлилась более 9 лет (2238 дней), навсегда оставили глубокий шрам в сердцах тех, кому посчастливилось вернуться живым из горячей точки.

малышев_01Ветеран афганской войны Алексей Малышев, воевавший в самый разгар конфликта с 1983 по 1985-й, на разговор с корреспондентом «РИ» согласился не сразу — слишком тяжело вспоминать те ужасы, что пришлось пережить.
И скромно добавил: «Я же всего лишь простой солдат…»
Повестку в армию Алексей получил в марте 83-го прямо в стенах полиграфического техникума, где заканчивал учебу. Представитель военкомата, окинув взглядом 19-летних мальчишек, строго отчеканил: «Утром явиться с вещами на призывной пункт».
— А у меня, как назло, родители и брат уехали в Москву — в то время все туда за колбасой ездили, — с улыбкой рассказывает Алексей. — В этот же день меня побрили, вечером вручили диплом, а спозаранку мы с пацанами поехали в Ярославль, откуда уже нас поездом отправили в столицу.
Через несколько часов новобранцы уже парились в солдатской бане и примеряли новое обмундирование. В учебной роте все парни были как на подбор: симпатичные, рослые, атлетически сложенные. Отбор был очень жесткий. Отсеивались даже те, у кого были хоть малейшие проблемы с зубами. Здоровье требовалось безукоризненное.
— Был с нами парень с потока Гена Морев, — вспоминает Алексей, — так он, верите-нет, только боком мог в дверной проем проходить, настолько был огромный. Форму для него не могли подобрать, нога 48-го размера, что об одежде говорить. Погиб он потом…
малышев_02Мускулистый Алексей в свои 19 лет мог легко дать отпор хулиганам — к улице он готовил себя давно, занимался борьбой и рукопашным боем. Так что армии не боялся, наоборот, рвался туда сам. Правда, служить мечтал где-нибудь в Германии. До последнего момента парень думал, что отправится именно в ГДР, и даже родителям об этом сообщил, ведь в начале 80-х ограниченный контингент советских войск дислоцировался во многих странах соцлагеря, чтобы противостоять проискам НАТО.
Спустя пару недель солдаты полетели к месту прохождения службы, куда — им не сказали. Лишь в Оренбурге, где самолет приземлился на дозаправку, юношам открылась «военная тайна».
— Пока баки заправлялись горючим, в спецпомещении перед нами выступил посол какой-то азиатской страны, — вспоминает Алексей. — Он говорил на своем языке, и тут переводчик произнес ключевые слова: «Вам доверена особая честь защищать южные рубежи нашей Родины в составе ограниченного контингента советских войск в Демократической Республике Афганистан». О, повоюем — в шутку подумал я. Хотя чувства были двоякие: и страшно, и интересно.
Желание показать себя мужиком, совершить подвиг было присуще многим новобранцам, но то, что в Афгане им придется убивать и умирать по-настоящему, они и не подозревали. Из-за цензурной политики СССР вся информация о происходящем в горячей точке тщательно скрывалась. Хотя уже тогда в Рыбинск в обстановке строгой секретности приходили цинковые гробы.
малышев_05Приземлились в Ташкенте, оттуда поездом несколько часов добирались до небольшого городка Термез. И уже там парней распределяли по частям, где они постигали азы солдатской службы. Алексей с образованием полиграфиста попал в артиллерию. Спустя месяц, когда на мирной земле россияне начали копать грядки, в небо над Афганом взмыла «вертушка» с новоиспеченными военными. Алексей и еще десяток «салаг» летели в пехотный полк, расположенный в горных окрестностях Файзабада на высоте 2800 метров над уровнем моря. Высадившись на каменистое плато, новобранцы, стирая с лица пот и задыхаясь от жары, с трудом глотали разреженный горный воздух. Командир разведвзвода поприветствовал еще не обстрелянных бойцов, а затем отдал приказ полковым: «Мужики, уходим на операцию». Мужики — 19-летние мальчишки под два метра ростом, как герои киношных боевиков, «упакованные» в бронежилеты и каски, взяли «калаши», овчарок и пошли в горы. Эту картину Алексей запомнил навсегда. Тогда еще никто не знал, что в полк эти парни вернутся не все.
— Добрались до полка, а там — тишина, все ушли на операцию, только охранение осталось. Мы не понимали, кто мы и что здесь происходит. Кругом горы, боевая техника, самолеты, вертолеты — обстановка необычная и непривычная для нас.
Тем же вечером «душманы» обстреляли полк из минометов. Новобранцы как раз отошли покурить за палаточный городок. Свист пуль, взрывы, да еще и «шилки», стоявшие на охране наших артиллеристов, начали так зрелищно стрелять, что солдаты замерли на месте и пооткрывали рты от изумления. Если бы не вовремя подоспевший старослужащий, мигом положивший «салаг» на пол в палатке, парней могло «зацепить». Когда сквозь множество дырок в крыше стало виднеться небо, они поняли — это не игра в «войнушку», а настоящая кровопролитная война.
Не щадила парней и погода. На 50-градусной жаре некоторые теряли сознание, у Алексея на вторые сутки уши от постоянного пребывания на солнце опухли настолько, что он не мог прилечь. Постоянно хотелось пить, но сырая вода из речки или ручья была противной на вкус и буквально кишела микробами, а закипала на такой высоте уже при 78 градусах. Чтобы не подцепить заразу, а это могли быть и желтуха, и малярия, и тиф, солдаты добавляли во фляжки маленькие дезинфицирующие таблетки, отчего вода становилась еще более неприятной. Но это армия, никому не жалуйся, не ной и выполняй поставленные задачи. Алексей вспоминает, как в первые дни ему с товарищами приходилось разгружать пузатые «вертушки» «МИ-6», на которых перевозили снаряды для ракетных установок.
— Встаешь утром, а на территории части уже 6 вертолетов стоят, ждут разгрузки, — рассказывает он. — Часть снарядов «раскидывали» по машинам, чтобы помощь шла в горы, остальное — на склад. Так выматывались, что ноги не держали.
А через неделю в полк пришло страшное известие: те самые парни из разведроты попали в засаду. Из 24 человек выжили только двое. Алексей с ужасом вспоминает, как в выкопанной землянке сам обтирал их бездыханные тела формалином, чтобы сохранить до отправки в Кабул, оттуда в наглухо запаянном цинке «Груз 200» отправлялся на родину.
— Разум отказывался понимать: как так, лежит перед тобой нормальный, крепкий парень, а чуть пониже сердца у него ма-а-ленькая дырочка. Вот и все. Его больше нет… и какова цена его жизни?
«Духи» стреляли из крупнокалиберных пулеметов ДШК — тут никакой бронежилет не спасет. Свободолюбивые «душманы» тоже умели воевать — этому их учили наемные американские и китайские советники. В кишлаках даже дети бегали с английскими «БУРами» наперевес, а в богатых семьях винтовки дарили всем новорожденным. Стоит ли говорить, что уже в пять-шесть лет маленькие афганцы могли попадать в «яблочко» даже без оптического прицела.
Нашим солдатам оставалось лишь осваивать законы выживания в мусульманской стране, где царили свои исламские обычаи и чьи земли еще никому не удавалось завоевать.
Алексею пришлось сложнее вдвойне: он оказался единственным русским в роте, остальные 12 человек были узбеки. Однако расторопного солдата заметили. И Алексея назначили командиром орудия в другом расчете и повысили звание до младшего сержанта, а потом и до старшины.
В общей сложности Алексей год провел в боевом охранении, куда ставили самых метких и надежных, умеющих дать отпор «духам».
В рейды, или, проще говоря, на операции, ходили колоннами. По серпантину техника двигалась медленно, чтобы не нарваться на мины. Ночью подремать удавалось всего пару-тройку часов, да и то в ледяной траншее, бросив под спину бронежилет. В один из рейдов четверо сослуживцев Алексея так и не проснулись — умерли от переохлаждения.
Во время остановок солдатам строго-настрого запрещалось спрыгивать с техники и подбирать что-либо с земли. Хитрые «душманы» вели партизанскую войну — стреляли из-за угла, начиняли смертью и разбрасывали по кишлакам, вдоль дорог пачки с сигаретами, авторучки, часы и даже детские игрушки. Мины подкладывали и под спелые арбузы, дыни, а на виноградниках ставили мини-растяжки. Наши солдаты это знали и только сглатывали слюну, проезжая мимо аппетитной бахчи. А вот афганская детвора очень часто попадалась на смертоносные приманки.
Алексей рассказывает, как днем к ним в часть приводили искалеченных малышей с оторванными руками, ногами, без глаз. Наши никогда не отказывали в помощи: снабжали лекарствами, делали прививки, делились продуктами и даже устраивали в части по четвергам дни открытых дверей для местных.
— Это ночью пуштуны берут автоматы и идут воевать, а днем они вполне спокойные адекватные люди, пашут землю, перегоняют скот, — говорит Алексей. — С ними мы играли в волейбол, перетягивали канат, стреляли из винтовок. Их выносливость просто поражала. Но надо сказать, что стареют они очень быстро — умирают в 40-45 лет. В таком возрасте, казалось бы, молодой мужчина выглядит, как дряхлый старик…
Алексей родился в рубашке — на этой войне ему повезло не только остаться живым, но и невредимым, хотя не раз смерть показывалась из-за угла. Он видел, как фугас в клочья разрывает танк вместе с пацанами, сам из искореженных машин доставал искалеченных парней без рук и ног. Несколько сослуживцев Алексея бесследно пропали в горах, и об их судьбе остается только догадываться, зная, насколько беспощадны были «духи» к пленным.
Домой, в Рыбинск, Алексей вернулся без единой царапины. Сразу после дембеля он узнал, что парни из полка, оставшиеся дослуживать, попали под обстрел и погибли.
— Меня отец берег, — грустно говорит Алексей. — Я год отслужил, как папы не стало.
О его смерти узнал только спустя два месяца — мамины письма с трагическим известием мне намеренно не передавали, чтобы не выбить из колеи. У нас планировалась боевая операция. А тут за два дня до нашего отъезда в горы полковой писарь приносит пачку писем от мамы. Интуитивно вскрыл последнее и чуть не завыл от горя, увидев строчки: «Сынок, ты не смог приехать на похороны, а ведь уже сороковой день пошел…» Ослабленный организм сразу подкосила малярия — температура под сорок, лихорадка. Через несколько дней в госпиталь привезли раненых. Среди них был Виктор Туник, который пошел на задание вместо меня. Гляжу, а у него ноги нет — фугасом оторвало. Мне так стыдно перед ним стало, ведь на его месте должен быть я! До сих пор на сердце этот камень.
В Афгане Алексей настолько привык к стрельбе и взрывам, что однажды, уже будучи в Рыбинске, услышав раскат грома, упал на газон и обхватил голову руками. Больше «афганский синдром» его не беспокоил. Мужественный боец Алексей Малышев никогда не жалуется на судьбу, а тех, кто ходит по инстанциям и клянчит у государства милостыню считает слабаками. Говорит, что тогда всем было одинаково тяжело. Жизнь в 90-е тоже напоминала войну. Хотя у афганцев еще были льготы, гордый Алексей никогда не позволял себе просить, лезть без очереди за продуктами или чем-то еще.
Вот уже несколько лет он возглавляет рыбинский комитет участников боевых действий, куда приходят не только афганцы, но и парни, воевавшие в Чечне и на Северном Кавказе. Здесь у них есть возможность получить юридическую, медицинскую помощь, да и просто излить душу.
Алексей своими наградами хвастаться не любит, но если есть повод такой, как День Победы, обязательно надевает форму с медалями, которые действительно заслужил. Он — достойный внук своих дедов, погибших в Великой Отечественной, и достойный отец для своих двух сыновей, с детства знающих, что такое Афган.
15 февраля Алексей и его товарищи по традиции соберутся у памятника воинам- интернационалистам на Волжской набережной и, обнявшись, вспомнят тех, кто не вернулся с той проклятой войны. А потом отправятся на Аллею Славы Южного кладбища, где покоятся 18-19-летние мальчишки…

Комментарии Отправляя комментарий, я даю согласие на обработку персональных данных.
Владимир Макаров 15:53 | 18 февраля 2014

Всем погибшим в Афгане

Ты живешь еще на свете, мама,
Ты жива, а я давно уж нет,
Ты же знаешь – я погиб в Афгане,
в те неполных девятнадцать лет!
Мне отсюда писем не отправить
Не взглянуть на наш родимый дом,
Не увидеть ни сирени в мае,
Ни березки тонкой над прудом.
Ни помочь, ни принести водицы
Не могу тебе я из ручья,
В доме не могу я появиться —
Только фотографии висят…
Почему же ты поутру снова,
Только лишь чуть-чуть забрезжит свет,
Все выходишь на крылечко дома
Поглядеть иду я или нет.
Нет, не жди – ни насовсем, ни в гости —
Я погиб вдали от отчих мест,
И давно белеют мои кости,
Потемнел когда-то светлый крест.
Может, мы погибли как герои,
Не сужу об этом – не могу,
И чужое небо надо мною,
Горы в зное или же в снегу.
Мама, мне понятны твои муки,
Сколько же сейчас мне было лет,
У тебя давно росли бы внуки,
Но прости, что их не будет, нет.
Как бы я хотел хоть на минуту
В дом прийти и вас с отцом обнять,
Только на секунду, сбегать к Люде,
Как она… Я стал вас забывать.
Но весной, когда на север птицы
Тянутся по синим небесам,
Хочется мне заново родиться,
И идти к родным своим местам.
Чудится: иду я по планете
Грозами, снегами и дождем
И бежит вдогонку теплый ветер
Я иду к тебе в родимый дом!
Я вернусь, приду домой, весною,
Застучит по крыше теплый дождь
В запахе черемух над рекою…
— Знаю, столько лет меня ты ждешь!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Новости по теме