Начавшееся в 1920-х разграбление церквей в СССР продолжилось в 1930-х разорением музеев, куда поступили церковные ценности. Заведующие музеями, которые протестовали против изъятия экспонатов, расплачивались по законам того времени: кто ссылкой, кто сроком, а кто и расстрелом. Изымали колокола, драгоценные оклады, прочую церковную утварь. А музеям приказывали не распыляться на изучение и сохранение прошлого – следовало искоренить его дух и сосредоточиться на прекрасном коммунистическом будущем.
В этот замес попал и наш земляк Василий Васильевич Цыцын. Пять лет, с октября 1925-го, он заведовал Мологским краеведческим музеем, про который посетители отзывались так – «он получше рыбинского будет».
Цыцын родился 10 августа 1882 года в крестьянской семье в деревне Старая Назбеница Рыбинского уезда – рядом с Мологой, на противоположном берегу реки Волги. Мы не знаем, как прошло его детство. Но в 23 года талантливый юноша поступает в Санкт-Петербургскую императорскую академию художеств. А спустя 8 лет обучения получает звание художника за картину «В капустнике».
В 1915-м Цыцын, судя по адресной книге, еще живет в Петербурге, на ул. Глазовой. Но в разгар Первой мировой возвращается на родину в Мологу, где работает преподавателем дошкольного техникума. Здесь 35-летний художник женится, его супруга Надежда Васильевна преподает в школах Рыбинска и Мологского уезда. В 1918 году она родила дочь Екатерину, в 1921 году – сына Бориса. Вскоре Цыцына просят занять пост директора мологского краеведческого музея.
— Музей занимал дом помещика Бахирева, состоял из 9 экспозиционных залов и 2 книгохранилищ, общая площадь – 890 кв. м. Из-за недостатка средств ремонт в здании не проводили, лишь обиты четыре двери и вставлены стекла. В залах представлены 2365 экспонатов, в фондах хранилось 307 предметов, — пишет историк Дмитрий Орлов в статье «Мологский музей в годы существования Ивановской промышленной области (1929-36)».
Предметы в музей поступали из богатых усадеб, окружавших Мологу. Среди ценных экспонатов – домотканый стихарь XVII века и обои наполеоновской эпохи. «Имелось чучело молодого медведя-пестуна и модель баржи-морячки. Интересными были палеонтологические находки на берегу рек, а именно бедренные кости мамонта», — перечислял Цыцын в отчете за 1928 год. Музей хранил 4143 книги, 1662 из них на иностранных языках.
Из-за экономии, кроме Василия Цыцына, в музее работала только техничка Мария Котомина, она мыла залы, охраняла здание по ночам и принимала гостей, когда директор был в отъезде. Город отпускал музею лишь средства на отопление и на небольшую зарплату: директору – 50 рублей, техничке – 15.
Однако входная плата не взималась – Цыцын объяснял это тем, что иначе крестьяне и школьники перестанут сюда ходить. Между тем поток посетителей год от года рос. Так, за 1929 год музей посетил 8761 человек. Цыцын провел 54 экскурсии, приняв 1502 экскурсанта: плотогонов, участников бедняцко-батрацких курсов, группы секретарей сельсовета и рабочих судостроительной верфи.
Отзывы о музее были самые положительные: «Экспонаты подобраны тщательно, видна во всем любовь к делу, но мало света и от этого теряются. Петров, 22 октября 1930 г.»; «Навестил музей в Мологе, очень понравилось, музей самый научный, лучше рыбинского. Рабочий Рыбинска Иван Местечков»; «Отмечаю значительный рост музея с 1922 года. Особенно ценным является то, что все экспонаты из окрестностей Мологи, то есть хорошо знакомы посетителю. Замечательно видно историческое прошлое Мологского уезда. 5 ноября 1930, Кузнецов».
Но здесь не только принимали экскурсии, но и собирали и хранили ценные вещи. В провинциальном городке музей оставался единственным очагом культуры, где читали лекции, занимались наукой, даже издавали книги. Так, Цыцын участвовал в выпуске антропологического издания – книги Коробкова «Прозоровские могильники». Директор поддерживал связи с разными организациями, переписываясь с 52 учреждениями науки и культуры. Для истории он фотографировал Мологский край: снесенные церкви, разливы Волги с затопленными заводскими предприятиями.
Учащиеся школ с интересом слушали лекции Цыцына о ледниковом и юрском периодах, о кустарных промыслах края, о хищных животных и грызунах, о птицах и устройстве гнезд и т.п. Приглашенный врач проводил беседы об охране здоровья и гигиене. Школьные учителя постоянно обращались к запасникам музея – наглядные пособия они использовали для учебного процесса. Артисты народного театра охотно заимствовали старинные экспонаты музея для постановок.
Судя по всему, Василий Цыцын был харизматичным человеком и талантливым наставником. Юные мологжане собирались вокруг него – помогали с экспонатами, с подготовкой к праздникам. Один из его учеников, Анатолий Кучумов, позднее стал известным искусствоведом, хранителем Янтарной комнаты. А после войны он организовал восстановление Павловского дворца, за что был удостоен Ленинской премии.
Юношей Кучумов безвозмездно участвовал в работе музея: вместе с директором они собирали старинные вещи из заброшенных усадеб и церквей Мологи.
В Мологе располагался богатейший женский Афанасьевский монастырь. В 1920-х именно Василий Цыцын помогал сохранять церковные предметы. В 1927 году, когда многие святыни еще оставались в монастыре, Цыцын взял их на учет. Вместе с казначеем приходского совета Поплией Масленниковой художник составил акты, где перечислял ценные предметы из кладовой монастыря и большинство икон Успенской церкви.
Самой ценной реликвией была Тихвинская икона Божией Матери. Дорогие украшения с иконы комиссары сняли еще в 1922 году. Монахини оправили икону в простую металлическую ризу. Поврежденная от времени задняя стенка иконы с давних пор была обложена листами из серебра, не снятого в 1922 году.
С приходом советской власти монахини, чтобы выжить, преобразовали общину в женскую трудовую артель. Молоко члены коммуны сдавали для воспитанников детдома. Но весной 1929 года монахинь изгнали из обители, а Тихвинскую икону передали в Мологский краеведческий музей. В эти дни поток посетителей в музей многократно вырос, особенно в дни ярмарок. Сюда шли богомольцы-крестьяне – их притягивала знаменитая святыня из Афанасьевского монастыря.
Но вскоре музей подвергся настоящему разграблению. 1 августа 1930 года областной отдел народного образования разослал в музеи секретные письма: «Правительство распорядилось выделить цветные металлы Рудметаллторгу. Во исполнение распоряжения предлагается выделить имеющиеся в музее изделия из цветных металлов, не имеющие художественного и исторического значения». Художественную ценность определяла комиссия из педагогов, партийцев и приемщика Рудметаллторга.
В эти годы ради цветного металла разоряют не только провинциальные монастыри – в столичных церквях безжалостно снимают старинные шедевры колокольного искусства. Писатель Михаил Пришвин в 1929-м писал в редакцию журнала «Октябрь»:
«Месяц тому назад я был свидетелем гибели редчайшего, единственного в мире музыкального инструмента растреллиевской колокольни: сбрасывались величайшие в мире колокола Годуновской эпохи. Целесообразности не было никакой в смысле материальном: 8 тыс. пудов бронзы можно было набрать из обыкновенных колоколов».
Но «мрачный фанатизм», который, по словам Пришвина, поселился в сердцах многих представителей власти, уже невозможно было остановить.
Сначала из мологского музея изымали крупные по массе предметы: 19-пудовый древний колокол из Афанасьевского монастыря, бронзовые и чугунные бюсты. Забирали и небольшие ценные для музея предметы, значение которых для Рудметаллторга было ничтожно.
6-7 декабря 1930-го к изъятию музейных ценностей подключилось ОГПУ: прибыла комиссия из чекиста Бажанова и финансиста мологского Райфо Соколова. Они забрали иконы и другие церковные предметы, хранившиеся в кладовой музея.
Приведем перепись изъятого. «Икона «Тифинская» (так Тихвинскую икону записал Бажанов). Портрет «Тайная вечеря». Икона «Моление о чаше». Бюст Александра III, бюст Александра II. 2 креста деревянных. 4 Евангелия XVI–XVII веков. Кропило. Разные церковные одеяния. Хоругвь «Союза Русского Народа». Образ малого размера. Копье».
7 декабря чекист снял с иконы Тихвинской Богоматери серебряные части – «на предмет передачи серебра в Госфонд». Бажанов записывает: «Общий вес иконы – 45,6 кг. Снято с иконы 5,7 кг серебра 84 пробы, состоящего из 4-х листов, служивших обшивкой задней стенки».
— После снятия серебра икона не была возвращена в музей, следовательно, икона с ризой остались в ОГПУ, — предполагает Геннадий Корсаков в книге «Мологи Веретейский уголок».
Наконец, 24 декабря 1930 года в музей пришла комиссия райисполкома и изъяла большое количество церковных предметов и 280 книг. Культурные ценности оценивали коммунист Савинов и работник Рудметаллторга Степин.
Цыцын был совершенно раздавлен. На обороте акта от 1927 года о передаче в музей монастырских ценностей сохранилась карандашная надпись его рукой: «Весь указанный материал при ликвидации церквей в 1930-м уничтожен». «И все-таки кое-что, например, деревянная статуя чудотворца Николая из монастырской часовни, экспонировалось в антирелигиозном отделе музея», — пишет Корсаков.
Музей пришел в совершенный упадок. Потери оказались столь велики, что велено было переписать инвентарные книги. Можно предположить, что Василий Цыцын протестовал в ходе разграбления его детища. 10 мая 1931-го его уволили с поста директора. Это событие стало катастрофой для всей семьи художника.
Василия Цыцына приговорили к ссылке. В справке его дочери Екатерине секретарь горсовета Сутягин написал: «родители – служащие». Но сверхбдительный руководитель административного отдела поправил: «Отец Цыцын Вас. Вас. был выслан органами ОГПУ за участие в контрреволюционной деятельности краеведов».
А вскоре и вся семья сдвинулась с насиженного места: затопление Молого-Шекснинского междуречья вынудило их покинуть родной край, в 1937-38 гг. Цыцыны переехали в Рыбинск, в крохотный дом на ул. Папанина (сегодня Слип). Надежда Васильевна продолжала работать школьным педагогом, получала совсем немного. Семья бедствовала, чтобы прокормить и выучить взрослеющих детей, женщине пришлось продавать картины супруга, обменивать их на продукты.
С началом Великой Отечественной войны дочь Екатерина и сын Борис ушли на фронт. Василий Васильевич во время войны вернулся из ссылки совершенно истощенным. И вскоре скончался. Спустя два года, в 1944 году, умерла Надежда Васильевна. Борис в 1945 году пропал без вести, Екатерина после войны переехала в Среднюю Азию. Дом Цыцыных был приспособлен под нужды горсовета Рыбинска, а позднее снесен.
Какую мысль автор хотела донести до читателя? Большевики погубили культуру России вместе с семьёй хранителя народных ценностей? Дык тогда надо убрать первую часть статьи , где речь идёт об открытии музея, назначения на должность директора достойного человека, сборе и учёте артефактов. Но самое главное- автор , похоже, искреннне считает , что вынужденное изъятие драг и цвет металлов происходило тогда в корыстных интересах т.н. партноменклатуры и шло на их нужды, а не на борьбу с голодом и модернизацию индустрии в преддверии мировой бойни. А художники , они ведь такие : у них Искусство спасет мир:) Кстати, картина Василия Цыцына , приведенная здесь , подтверждает правильность тогдашнего решения правительства по затоплению города Молога и строительству каскада ГЭС:)
Всё верно, и добавить нечего. А контрреволюция, похоже в сотрудницах провинциальных газет проросла. Им дважды два не сложить, логика им неподвластна. Губернатор сегодня по теме Мологи высказался однозначно правильно.