На левом берегу, рядом со стелой с надписью «Волжский», есть поворот налево. На него не ступит нога случайного прохожего – вдоль дороги высокий серый забор с «егозой», предупредительные таблички «проход запрещен» и будки надзирателей. По ту сторону ограждения – люди с криминальным прошлым, только называют их не осужденными, а пациентами. Мы в специализированной психиатрической больнице для преступников.
Нет, здесь не лечатся те, кого суд признал невменяемыми – этим занимаются учреждения Минздрава. Сюда, в учреждение пенитенциарной системы, попадают воры, убийцы и насильники, чья психика не выдержала пребывания в лагере. Правда, на зоне они хотя бы знают, когда выйдут на волю, в больнице же точных прогнозов на выписку не строят.
Вход на территорию преграждают несколько охраняемых тяжелых ворот. Пройти через них можно только после тщательного осмотра сканером, сотрудник в форме обязательно заглянет и в сумку. Телефон остается на КПП взамен на металлический жетон, никаких снисхождений ни для начальства, ни для журналиста. За запрещенку светит штраф – от 3 до 5 тысяч рублей с конфискацией.
Одни решетки, вторые, третьи. Люди с овчарками, люди с автоматами. Другой мир цвета камуфляжа, белых халатов, выцветших пижам и смирительных рубашек.
Здесь, на самой окраине Волжского, выстроились в ряд типичные для больниц коробки зданий, опоясанные забором с колючкой. Даже на верхних этажах окна закованы в решетки – в 2013-м, после того как двое пациентов пытались сбежать по простыне, меры безопасности усилили.
Начальник больницы полковник внутренней службы Юлия Морозова, возглавляющая учреждение пять лет, проводит экскурсию. В системе ФСИН она уже больше 20 лет. Сотрудники говорят — при ней здесь все преобразилось. Почти на всех зданиях отремонтировали крыши, перестроили пищеблок, увеличили площадь палат, провели канализацию туда, где ее раньше не было. Под руководством Морозовой отряд хозобеспечения выращивает и заготавливает огурцы и капусту, которые затем продают через госконтракты.
Первое на пути – двухэтажное здание, построенное в 60-х. Корпус № 1. В нем, рассчитанном на 50 мест, содержатся осужденные женщины со всей страны. В этом уникальность рыбинской спецлечебницы. Сегодня здесь живут и лечатся 28 преступниц. Под Новый год отделение было забито под завязку. В одном из окон маячат две фигуры. Лица молодые. Сложно понять, что в глазах – тоска, ненависть, равнодушие? Персонал говорит, среди пациенток немало детоубийц и насильников.
В соседнем корпусе – соматическая областная больница на 75 коек. Хирургическое и терапевтическое отделения. На зоне может и аппендицит приключиться, и легочное кровотечение, и сердечный приступ – сюда везут экстренных больных из всех колоний и следственных изоляторов области. Недавно медики выписали 86-летнего старика, отбывавшего наказание за убийство. Предельный возраст уголовной ответственности российским законом не предусмотрен.
Словно братья-близнецы, поодаль возвышаются две современные трехэтажки. Одну построили в 2010-м, другую – три года спустя. Это мужские корпуса для душегубов и бунтарей всех мастей, включая больных туберкулезом. В них почти сотня пациентов. Еще пару лет назад больница принимала осужденных из 19 регионов, а с ноября 2021-го, после закрытия спецлечебницы в Челябинске, зон обслуживания стало 35.
В больнице есть кабинеты эндоскопический и функциональной диагностики, клинико-диагностическая лаборатория, рентгенологический и стоматологический кабинеты, палата интенсивной терапии, амбулатория, медицинский архив и даже своя аптека. И, если не обращать внимание на решетки, можно подумать, что ты в обычной лечебнице.
Запах стерильности сменяет запах краски – в отделениях идет ремонт. Никаких унылых тонов. Стены палат с аскетичной обстановкой красят в нежный сиреневый, солнечный персиковый и розовый. В каждой оборудуют санузлы, двери в которых не запираются. Вместо унитазов – чаши Генуя – из соображений безопасности для тех, кто не в ладах с головой. По этой же причине во всех помещениях установлены камеры видеонаблюдения, почти две сотни «глаз» следят за жизнью в психбольнице днем и ночью. Даже пришлось расширить пост видеонаблюдения, говорит Морозова.
Сквозь небольшие зарешеченные окошки в дверях видно тех, чьи фотографии и имена вывешены перед входом в палаты. Среди них новенькие и «транзитники», которым уже неоднократно приходилось здесь лечиться от душевных ран, осужденные на определенный срок и пожизненно.
Колония – не пионерский лагерь, у некоторых здесь ломает психику, но все-таки большая часть пациентов пошла на преступление, уже имея проблемы с головой. Состояний – целый ассортимент. Хватает и психозов, и умственной отсталости, и запущенных форм алкоголизма и наркомании, тяжелых личностных расстройств и так называемых «органиков».
— У них свой придуманный мир. Кто-то слышит голоса, кто-то думает, что в космосе, — говорит психиатр Татьяна Федосьевна Трошенкова. — Каждый пациент – отдельный клинический случай, к которому нужен индивидуальный подход. По взгляду, мимике и поведению я могу понять, о чем они думают.
В лечебнице она самый опытный врач. В мае ей исполнится 83 года.
В свои 82 с хвостиком обаятельный доктор с легкостью бабочки порхает по лестничным пролетам, отрабатывает суточные дежурства, без запинки сыплет медицинскими терминами и фамилиями светил, с которыми ей повезло здесь работать за 53-летнюю практику. При ней сменились десять начальников, через ее руки прошло несколько поколений опасных преступников. Стоит ли говорить, как сильно она любит свою работу?
Трошенкова – потомственный врач, с детства росла в окружении родных-медиков.
— Окончила Архангельский мединститут, мечтала стать акушером-гинекологом. Но не сложилось – выучилась на невролога. Три года отработала в Соколе Владимирской области. А потом мужа по распределению перевели в Рыбинск, — рассказывает она.
В 69-м на мехзаводе открылась новая больница, построенная при Герасимове. В числе 30 молодых врачей, которые пришли устраиваться на работу, была и Татьяна. Только главврач, сначала обещавший взять ее, ответил, что невролог сейчас не нужен.
— Помню, как я хлопнула дверью, аж стекла зазвенели! Мне было так обидно – куда теперь идти? – вспоминает она сегодня.
Все решил случай. Врач стояла на остановке, когда к ней, грустной и задумчивой, подошла сотрудница психлечебницы и поинтересовалась, что случилось.
С сентября 1969-го вторым домом для Татьяны Трошенковой стала больница для спецконтингента. В 34 года она прошла специализацию по психиатрии и сразу возглавила отделение на 90 человек.
— Меня окружала плеяда профессионалов своего дела, ко мне относились по-отечески и всегда помогали. Когда я пришла, одних только психиатров было 16! Сегодня со мной всего шесть, — рассказывает доктор.
Больные поступали в лечебницу с явными признаками психических заболеваний – восковой гибкостью, симптомами хоботка и воздушной подушки. Психопаты, членовредители…
Первое время общаться с преступниками было страшно, признается медик. Молодая, невысокого роста, щупленькая – хорошая мишень для злобных и агрессивных пациентов. Как такой войти в палату, где 25 человек, как успокоить буйных, если лекарств почти нет?
В советские времена лечение часто было другим, более радикальным, вспоминает доктор:
— На заре моей карьеры буйных пациентов пеленали в мокрые простыни, которые затем прошивали нитками, в таком положении держали до тех пор, пока не успокоятся. Больным шизофренией назначали инсулинокоматозную терапию, электрошок. На 90 больных было 43 санитара.
Сейчас – вдвое меньше, да и «вязки» делают мягкими эластичными бинтами. А бред, агрессия, галлюцинации, аффективные расстройства лечатся медикаментозно. Хотя персоналу все же случается надевать смирительные рубашки на пациентов, которые могут навредить себе и окружающим.
Будни психиатра скучными точно не назовешь. Когда еще не построили корпус областной соматической больницы, Трошенковой не раз приходилось оказывать пациентам и хирургическую помощь.
— Раньше было много больных с маниакально-депрессивным психозом. Последние лет 15 мы с ними не сталкиваемся – спасибо нейролептикам. Зато стала масса пациентов с олигофренией – результат пьяного зачатия, к алкогольной зависимости прибавилась наркотическая, пациенты с ВИЧ у нас через одного. Лет десять назад появились спайсы и их первые жертвы. Если человек год их употребляет, ему уже не стать полноценным, — рассказывает о рабочих буднях Татьяна Федосьевна.
По словам психиатра, статьи, по которым пациенты лишились свободы, не влияют на ее отношение к их болезням. Даже если перед ней педофил или убийца.
— Этих людей закон уже наказал, — считает она. — У меня контакт с пациентами хороший, они мне все рассказывают, доверяют сокровенное. Даже если сначала по полгода молчат – есть и такие. Наша задача – позаботиться о том, чтобы обратно на место постоянного заключения они вернулись здоровыми. Это ведь не только ради них делается, но и ради общества.
Каждый день у себя в кабинете врач беседует с 10-12 больными. Несмотря на доверительный характер разговора, дистанция существует – в виде массивной решетки и крепкого замка. Мало ли что, все-таки больница особая.
Тяжелый груз сумасшедших будней слетает, как только Татьяна Федосьевна приходит домой. Лучший отдых для нее – лыжные прогулки и любимый пес Ричи.
А как там поживает мариевский «доктор Лектор» — Николай Шевяков?
Интересная статья и, одновременно, жуткая… я под впечатлением.
Всю жизнь живу в Рыбинске и не подозревала, что рядом другой «мир».
Какой надо иметь характер, чтобы почти 50 лет проработать в таком заведении… Сильная женщина! Достойна восхищения!
Некоторые врачи из того «мира» работают в поликлинниках Рыбинска.
очень интересно.
давайте цикл